Есть легенда, что после схватки Баст превращалась в женщину и проходила по своей спящей стране.
Вот она идет в длинном платье, насторожив треугольные кошачьи уши. Ее светящийся взгляд скользит по тростниковым хижинам, по прохладным оросительным каналам, по длинным скрипучим колодцам-шадуфам, по распаханным полям и огородам. В этом году высоко поднялись воды благословенного Нила, поля покрылись жирным илом, пропитались водой. Мудрые люди уже сейчас говорят, что год будет радостным, что взойдут на полях колосья, запрыгают по лугам телята, а люди не будут знать никакой нужды.
Зрачки Баст расширяются подобно полной луне. Когда снопы соберут и перетаскают чистое зерно в амбары, великая Баст-Мау будет охранять урожай. Множество хищных маленьких мау будут ей помогать. Работники плотно закроют нижние окна амбаров, откуда берут зерно, но мыши все равно просочатся внутрь. Великая Баст-Мау будет ловить мышей, великая Баст-Мау не побоится схватиться даже с рогатой гадюкой, яд которой убивает человека.
Баст охраняет спящий мир. Она отгоняет злых духов лиллу, кричащих в ночи вестников смерти, которые стонут на перекрестках. Она провожает человека сквозь границу, когда он идет в темноту после смерти. Мау бесстрашно показывает ему дорогу, ее глаза светятся в темноте. Ведь один глаз Баст – это серебряная луна, а второй – золотое солнце, ей ведомы все пути смертных и бессмертных.
Кошку, живущую в доме, египтяне почитали как воплощение доброй богини Баст. Ей наливали в миску свежего молока. Для нее выращивали в храмовых прудах скользких рыб без чешуи – чтобы великой маленькой Мау легче было их проглотить.
Когда кошка переходила дорогу, погонщик останавливал осла, а рабы опускали носилки вельможи на землю.
Да будет благословенна черная земля Кеми, где гуляет кошка с глазами бога! Урожай в этом году действительно хорош, мыши не смогли прорваться в зернохранилища, а значит, скоро в Бубастис поплывут легкие лодки и неповоротливые плоты. Весь Египет соберется на праздник урожая, праздник богини-кошки.
Поплывем и мы, вечер разогнал жару, звезды мерцают над головой, а лодка уже давно ждет нас у пристани.
Зверь лют
Ника не помнила, что было дальше, после того, как она нашла этого парня в подъезде.
Мама рассказала, что она сломя голову мчалась по улице, пока не врезалась в какого-то мужика. Вцепилась в него и все повторяла: «Он мертвый, ему нельзя позвонить!»
Мужик перепугался, рядом остановилась женщина, потом еще одна, ей вызвали «Скорую», увезли в больницу.
Но тот, кого она нашла, не умер.
Приехала полиция, врачи, полицейские пошли с обходом по квартирам. Оказалось, что пострадавший жил на другом конце их огромного старого дома.
В приемном покое ей вкололи успокоительное, но когда врач попытался расспросить ее, она разрыдалась, долго со всхлипами втягивая воздух. Нике сделали еще один укол, перепуганная мама повезла ее, полусонную, домой. На следующий день к ним пришли полицейские. Ника, запинаясь, рассказала, что нашла упавшего на площадке… а про лошадиный череп не сказала ничего.
Началось следствие. Пострадавший, молодой парень, лежал в коме. В руке у него нашли его собственную фотографию, черно-белый портрет. Зачем, почему – никто так и не понял.
Теперь Ника безвылазно сидела у себя в комнате, включив компьютер, надвинув огромные наушники, чтобы мама думала, будто она привычно слушает музыку и бродит по Интернету.
Иногда мама заглядывала в комнату. Ника ближе склонялась к экрану. Мама вздыхала и тихонько прикрывала дверь. А в наушниках стучала тяжелая тишина.
Было страшно.
Она не могла спать, есть, выходить на улицу – страшно было возвращаться в собственный подъезд. Поэтому она старалась не вылезать из дома. Но мама все-таки вытащила ее к школьному психологу. Там пришлось тыкать мышкой в цветные квадратики и рассматривать дурацкие кляксы на карточках.
– Что ты видишь тут, Вероника?
– Кошку, – буркнула она.
И на всех остальных картинках тоже упорно видела кошку. Черную кошку, сломанную кошку, перевернутую вверх ногами, разорванную пополам.
– Кошка. И это кошка. Кошачья башка, – хмуро повторяла Ника, прикусывая карандаш, который сам собой оказывался во рту.
Психолог отправила ее посидеть в соседней комнате отдыха, где стены были разрисованы деревьями, а в колонках щебетали птички. «Бешеные птички» – так прозвали комнату старшеклассники. Под деревьями неведомый добрый художник нарисовал семейку мухоморов, на ветках – пару резвящихся белок. Белки и мухоморы. Волшебный лес. Бешеные птички.
Полный релакс.
Ника с ненавистью покосилась на щебечущие колонки. Ей хотелось заткнуть уши, закрыть глаза, свернуться в клубочек. Ничего не видеть, не слышать, не знать.
Ей было страшно.
Потом мама с психологом долго не могли расстаться на пороге, мама тревожно кивала, а психолог все втолковывала что-то, косясь на Нику. Птички омерзительно щебетали, дебильные белочки резвились, хотелось разбить тут все… но надо было терпеть. По дороге к маршрутке мама все время спрашивала:
– Ну как ты? Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– А тебе что-нибудь снится?
– Нет.
– Совсем ничего?
– Нет.
– А…
– Мама, поехали уже, – Ника дернула плечом. – Я домой хочу.
– Да-да, конечно. Ирина Леонидовна посоветовала пока, с недельку, не ходить в школу. Успокоительных попить. И еще к доктору, тоже к психологу…
– Ни к какому доктору больше не пойду, мам, отстань, извини, – отрезала Ника, обнимая саму себя за плечи. – У меня все нормально. Я просто перенервничала, правда. Мне надо как-то привыкнуть. Давай я просто дома посижу, а?
В школу ходить не надо – и на том спасибо. Ирина Леонидовна хоть и обитала там наедине с бешеными птичками, но польза, надо признаться, от нее была реальная.
* * *
«…И изыди того лета из реки крокодил – зверь лют; и пути затворил. И пожрал многих, а люди в ужасе молили бога, а после попрятались».
Были в давние времена, когда луна вниз головой ходила, а солнце под землей гуляло, у нас в Новгородской земле два князя-брата: Словен и Рус. Рус со своей дружиной пошел на Ладогу в Старую Русу княжить, а Словен поставил город на реке – Словенск Великий. Соседний с ним как раз и стал Новый Город. Сестра у них еще была – Ильмеря, а некоторые и по-другому называют – Марья, Лебедь Белая.
Родился у Словена тогда сын, да не простой сын – волшебный. Заговорил еще в колыбели, а потом отдали его ведунам-волхвам премудрости колдовской учиться.
А и первой мудрости учиться —
Обернуться-то ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учиться —
Обернуться-то серым волком,
Ко третьей-то мудрости учиться —
Обернуться-то туром – золотыя рога.
Хорошо учился Волх-княжич, да только норов у него был дикий, кромешный. Бегал он ночью по лесам вместе со своим братом, который, бают, тоже умел волком перекидываться. Может, и самому Хорсу великому в небе путь перерыскивали серые братья, то нам неведомо. Брат его, Ур, любил лес, Волх любил воду: неспешные реки, да темные озера, да болота бескрайние.
