– Заходи, заходи, они любят гостей. Тут у меня зима, снег. Ты подойди поближе к зеркалу, девочка моя, иначе ничего не увидишь.
Ника коснулась ладонями зеркального стекла. Вдоль белых стен сидели люди в длинных белых рубахах. Они спали сидя. Руки их безвольно лепились на коленях, головы лежали на плечах друг у друга.
И все они были без лиц.
Совсем.
Только обтянутые кожей черепа. На месте ртов и глазниц лежали глубокие тени, угадывались провалы. Их покрывала тонкая кожа в синих пульсирующих жилках. Белые лица и рыжие длинные спутанные волосы. У всех.
– О, моя белая комната, мой черновик… Посмотри на них. У них нет ни имен, ни судеб, ни памяти. Они еще спят, мои снежные человечки, мои болотные огоньки. Но мы можем разбудить кого-нибудь, можем разбудить. А? Можем? Хочешь потрогать вот эту? Какая нежная…
Ника прижалась к зеркалу носом.
Он тронул темной рукой белую кожу спящего существа, кожу, пронизанную розовыми и голубоватыми жилками. Бледное пустое лицо, вымоченное в молоке времени.
– Да, да, она еще спит, она спит… Откуда мне знать, что у нее внутри? Может, у нее в голове растут лунные яблоки, а?
– Портрет, – прошептала Ника.
– А можем и разбудить, можем и разбудить… Только нужно лицо. Например, твое. Помнишь сказку – девочка, почему у тебя такие большие зубы? Такие длинные ногти? Ты любишь кусаться и царапаться, да? Я тоже люблю. Всего одна царапинка на память, пустяк, но какой трепетный… Я бы собирал разбитые коленки и поцарапанные запястья рыжих девчонок, это красиво. Смотри.
Черный подошел к спящей, приподнял ее безвольную голову за подбородок. Задумчиво шевельнул темными пальцами. Когтем осторожно провел по белой щеке. Потянулась красная полоса, сочащаяся блестящими каплями.
– Вот так…
Черный подцепил кожу когтями, потянул… Показалось живое мясо, брызнула алая, яркая на белом кровь, жертва дернулась.
– Нет, перестань! – закричала Ника.
– Ах, прости… Конечно. Ты же хотела портреты. Они у меня тут.
Он толкнул тело обратно на пол. На коже осталась красная полоса, она пульсировала, на глазах становилась розовой, затягивалась.
Черный с насмешливым полупоклоном указал на белую стену. Зеркало опять поплыло перед глазами, картинка внутри поменялась. Теперь перед ней были мокрые, черные, кое-где замшелые камни. И портреты – дети, старики, женщины, мужчины. Ника глядела во все глаза, от волнения ничего не понимая. Чужие, незнакомые лица сливались в одно. А вот чей-то перевернутый портрет… еще один, еще. Многие были перевернуты, она просто не поняла сразу.
– Смотри, девочка, смотри, – Черный прошелся вдоль стены, – это очень старый дом. Корни его – до самого болотного дна, такое редко встречается. Эта стена длинная, весьма длинная. Если ты зайдешь сюда, ты увидишь… почему бы тебе вправду не зайти? Я покажу тебе все что захочешь. Угадай, кто из них уже умер? Верно, умная моя девочка. Они висят вниз головой, но зато их волосы запускают корни к сердцу земли. Ты знаешь его?
Черный резко сдернул портрет со стены – и Ника увидела того самого парня, которого нашла на площадке. Шептали, что он держал в руках собственную фотографию…
– Он еще не совсем перевернут, к сожалению, но я уверен – долго ждать не придется. Одна очень плохая девочка уже надорвала ему крылышко. А вот еще знакомая, – Черный когтями погладил лицо старушки-кошатницы, которая вечно путала имена. – Драгоценный портрет. Один из лучших здесь, да…
И тут Ника увидела наконец Тишкино лицо. В самой середине, странно, что она до сих пор не заметила.
– О, это ведь твоя подруга, – Черный, оказывается, наблюдал за ней. – Знаешь, вы, люди – хрупкие существа.
Он потянулся к Тишкиному портрету.
– Нет! – Ника впечаталась в зеркало. – Я хочу забрать его! Отдай!
– Как ты заволновалась, девочка моя, как заволновалась… Мальчику, который любил отрывать головы плюшевым мишкам, ты бы понравилась. Он ведь нежный, как первая снежинка. Нежный и холодный. Глаза у него серебряные. Я не ослышался, ты сказала, у тебя что-то есть в обмен?
Ника молча прижала к зеркалу портрет, который дал ей Лев.
* * *
Бывают ли абсолютно пустые города? Каково блуждать по улицам такого города? Лежать прямо в центре на главной площади, на панцире булыжной черепахи, где собор и голубиные стаи. Пить из фонтана каменную кровь. Трогать за руки памятники.
В пустом городе наверняка особая бродячая тишина. Каждый падающий лист шуршит, точно письмо от призрака.
Пустой город, ящик из-под игрушек – кто-то высыпал из него всех маленьких человечков. Остался только многоэтажный скелет – огромный, гулкий… и страшный.
Безлюдный город пугает. Безлюдный город притягивает к себе мертвецов. Кажется, что они заходят в опустевшие квартиры и включают там темноту.
Тишка поневоле пошла быстрей. Шаги одиноко отдавались в стенах, а река рядом тихонько терлась волнами о гранитные скулы набережной. Сзади дул ветер, полосы песка под ногами шевелились. Она обернулась.
Никого.
Кошка, мягко перебиравшая лапами впереди, тоже обернулась и долго вглядывалась в пройденную улицу. Потом разинула красную пасть и зашипела, показав длинные белые клыки, злобно прижав уши.
Тишка подхватила ее на руки и побежала.
Ей казалось, что ветер сзади становится жарче.
Ей казалось, что кроме ее шагов в стенах отдаются чьи-то еще – чужие тяжелые.
Ей казалось, что темнота наползает сзади…
* * *
Это был портрет самого Льва, с серебряными глазами и спадающей на лоб челкой.
– Ах вот как, – вкрадчиво хмыкнул Черный, подходя вплотную к зеркалу. – Вот кто показал тебе дорогу сюда. Значит, хочешь поменяться? Тогда возьми, пожалуйста. На.
Тишкин портрет окунулся в зеркало и прошел сквозь него. Ника дернула за краешек к себе. И чуть не упала, потому что портрет с той стороны никто не держал. Все оказалось проще простого.
– А теперь твоя очередь.
Ника замешкалась.
Она ведь уже забрала Тишку. Зачем ему Лев? Показала и хватит. Лев, правда, предупреждал, чтоб обязательно отдала, но все же… А если… если Черный перевернет его? Порвет? Сожжет? Утопит в болоте? Что тогда будет с Львом? Нет, отдавать нельзя!
Черный не двигался, она видела только размытую тьму под капюшоном.
– Дай. Я жду.
Ника испуганно помотала головой.
– Ш-ш-ш-ш, – Черный легко оттолкнулся от зеркала. Повернулся к стене портретов. Тени под капюшоном насмешливо шевельнулись.
– Маленькая моя девочка… до чего же маленькая. Смотри, кто у меня есть еще.
– Мама, – жалобно выдохнула Ника, а Черный засмеялся, будто льдинки рассыпал по жести.
