– Ты что, ученый?
– Нет. Я Линевского прочел и еще пару исследований. Савватеева
[9] там. Не было здесь жертвоприношений людей.
Лицо Димы неожиданно изменилось. Глаза выпучились, щеки покраснели, лоб избороздили глубокие морщины.
– Ты кто такой?! – заорал Дима. – Что ты здесь высказываешься? Я вообще не понимаю, как тебя с нами взяли! И кто разрешил тебе говорить? Ты ученый? Ты исследователь? Нет! Поэтому молчи! И слушай, когда взрослые тебе что-то объясняют. Без разрешения говорить нельзя!
– Но ты же сам предложил версии строить.
Зря Аня это сказала, Дима от ее слов побагровел еще больше:
– А ты тем более молчи! Вы ничего! Ничего не знаете!
Он замахал руками, подгоняя себя, зашагал наверх, наверх, взял левее маяка и исчез за деревьями.
Леночка вскочила. Что-то она хотела сказать, но сначала зажмурилась, тяжело задышала. Сунула руку в карман, поискала.
– Знаете, а я вот уверена, что здесь что-то есть! – звонко крикнула она. – Да, нас водили два часа, не давая подойти к мысу. И я догадываюсь почему. Потому что вы все страшные дураки! А особенно вот этот, – она ткнула в сторону Миши. – И раз ты так уверен, что бес может услышать, то пусть он меня услышит. – Она повернулась к Онеге. – Хочу, чтобы ты провалился сквозь землю!
– Подожди! – Санек бежал к берегу, распахнув руки. Не успел.
Из Лениного кулака что-то вылетело. Желтенький комочек. Он кувыркнулся в воздухе и плюхнулся в воду.
Глава 4. Остановившееся время
– А чего? Все еще три?
Олег тряс рукой. От этого некрепкий браслет сползал с запястья на тыльную сторону. И он снова тряс, чтобы развернуть часы обратно. Не получалось.
– Какое три? – протянул Никитос. – Вон, уже темнеет.
– А сколько?
Все полезли за своими телефонами.
– У меня сдох, – расстроенно сообщил Санек. – Чего это он? Из-за воды, что ли?
– А у меня десять. – Володя показал всем свои часы.
– Да не, мы вышли-то в шесть. Какое десять? – не соглашался Никитос. Он растягивал тугую резинку на рукаве куртки, чтобы выудить часы, но резинка вырывалась, звонко хлопая его по запястью.
– Пожрать было бы неплохо. Куда они все почесали-то?
Дима ушел. Вслед за ним убежали девчонки. Катя, отругавшись и нагнав на голову Миши еще с десяток проклятий, велев на глаза ей не показываться, отправилась следом за ушедшими. Парни в шутку тоже одарили Мишу всяческими пожеланиями, кинув в воду кто камешек, кто палку. Санек расщедрился на горсть черники. Олег метнул гриб. После этого поднялись к маяку. Здесь было не так ветрено и гораздо спокойней, чем на мысу. То ли плеск волны, то ли свист ветра – что-то рождало тревогу, неуверенность, от которой хотелось поскорее избавиться. В наливающейся темноте ярко проступали белые бока маяка.
С треском раздвинулись кусты, выпуская на камни Катю. Вид у нее был мрачный.
– Так, идем обратно. Где Игорь?
– Он разве не с тобой? – спросил Санек и не сдержал улыбки.
– Я тебя сейчас самого туда отправлю! – рявкнула Катя. – Довели человека. Вот кто тебя просил вылезать? – Она зло глянула на Мишу. – Помолчать не мог?
– А чего он? Это Алабай начала, – вступился за приятеля Володя.
– Я вам дам «Алабай»! Вы у меня тут повыступаете! Пешком домой пойдете! А ты, – показала она на Мишу, – ты вообще думай, что говоришь! Видеть вас больше не хочу! Поэты!
Она убежала.
– Повторяется, – Никитос в задумчивости сплюнул на мох. – Сейчас опять примчится, что-нибудь выскажет. Это место к проклятьям располагает.
Маяк утомленно вздыхал. Пропускал через себя ветер.
– Пушкина тоже прокляли, – вспомнил Миша. – И ничего.
– Чего – ничего?
– Помер.
– Так он всю жизнь этого боялся, – Санек приободрился. – А ты боишься?
– Чего?
– Как чего? Тебя же прокляли. Еще и подношение бесу сделали. Он его сожрал. Теперь придет за тобой. И – как заказали – ты провалишься.
– За нами скорее Катя придет и всех попереубивает, чем бес.
Миша отвернулся. Куда бы он ни смотрел, все равно перед глазам оказывалась Онега. Шуршала приливной волной, шебуршала травой. Еще и шлепала, словно и правда кто-то шел. Приходилось все время оглядываться, прислушиваться. Странное место. Странное и непонятное. Но совсем не страшное.
– А я верю! – Санек радостно подпрыгнул на месте. – Верю, что бес есть. Что он нас водил. Что из-за него мы прошли поворот и не увидели табличку. Верю, что девчонок заставил плутать по тропе. Ведь они видели кого-то! Ясно, что беса. А юбка им показалась! Бывает. С устатку. И вот этот бес теперь вылезет из воды… – Санек бухнулся на колени и на четвереньках пополз по камню к Мише. Но не дополз.
– А чего, теперь Мишка не жилец? – спросил Олег.
– Все мы тут не жильцы! – проворчал Володя. – Только Диму и слышно: «Куда пошел?!», «Стоять здесь!», «Идем след в след». – Он хитро глянул на приятелей, состроил трагическое лицо и шепеляво произнес: – А они легкие, следов не оставляют, вот мы и потерялись. Совсем потерялись!
– Надо потеряться окончательно, а то в лагере опять крику будет… – протянул Санек.
– Пойдем, что ли? – предложил Никитос.
Он глянул на Олега. Тот легко подпрыгнул, разминая затекшие от долгого сидения на корточках ноги.
– По Онеге пер отряд,
Сорок девочек подряд.
Им навстречу вышел бес,
Крик поднялся до небес, —
подарил Никитос стих темнеющей Онеге.
– А хорошо бы здесь стоянку сделать. – Санек раскинул руки, принимая на себя порывы ветра. – Место шикарное. Дров вон завались. Вода рядом.
– И еще толпа туристов. – Володя улыбался. Его широкая наивная улыбка рождала нехорошие ассоциации с серийными убийцами. – Проходной двор. Каждый день ходят.
– Везде ходят, но капище все равно нужно поблизости ставить. Чтобы далеко не бегать. – Санек кровожадно улыбнулся. – И людские жертвоприношения устраивать. Из Шаева.
– Да ладно тебе. – Олег все еще прыгал, разминая ноги. – Нам здесь неделю быть, а вы его уже достали. Как натравит на нас своих бесов. Вон Мишку уже прокляли.
– Место ни при чем, – вступил вдруг в беседу Миша. – Камни и камни, трещина и трещина. Тут главное люди. Если они верят в плохое, плохое и случается. От людей зло идет. Если оно в человеке есть, оно в них здесь пробуждается. А если нет…
– В тебе, значит, нет? – усмехнулся Никитос и бросил камешек. Он звонко цокнул, родив громкое эхо.
