Потом Варвара напоила их чаем, а когда Андрей снова пошел на стройку, разговорилась с Таней. Они подружились – Андрей еще несколько раз привозил Таню в Филимоново, а Варька даже съездила к ним в гости – на Татьянин день и просто так, без особого повода.
Строящийся дом постепенно обретал очертания маленького сказочного за́мка, затейливого домика с башенками – местные тут же прозвали его «за́мком любви»: семейная история Андрея и Тани, которую первой узнала Варвара, скоро стала известна всему поселку. У Тани был рассеянный склероз – давно, уже лет пятнадцать, а то и больше. А дом этот ей приснился! Так что Андрей воплощал в жизнь Танину мечту, до полного осуществления которой оставалось совсем немного, только внутренняя отделка. Сейчас, взглянув на Таню, Варька ужаснулась: не доживет! Совсем прозрачная, слабая, Таня тем не менее улыбалась. Андрей пошел разговаривать со строителями, а Варя угощала Таню чаем с неизменными пирогами. Они чаевничали на веранде, и Таня, задумчиво глядя в окно, вдруг произнесла:
– Как жалко со всем этим расставаться…
За окном было видно Варькин сад: яблони, усыпанные красными и желтыми яблоками, разноцветные гладиолусы и хризантемы, а на столе в вазочке синего стекла стояли бархатцы, добавляя чуть горьковатого осеннего аромата к запахам сдобного теста и корицы.
– И Андрюшу жалко…
Варя с состраданием смотрела на Таню, а та чуть улыбнулась:
– Я не боюсь, нисколько! Только очень жалко Андрюшу. Ты знаешь, мы почти пятнадцать лет прожили, а полюбила я его только три года назад. Бедолага, он так со мной намучился. А у тебя есть кто-нибудь?
– Да. Но… В общем, это безнадежно – женат, трое детей.
– Понимаю. Жаль. Ты такая теплая, добрая. Солнечная. Тебе бы семью, детей побольше.
– Ну, что делать! – вздохнула Варька. – Как есть, так и есть.
– Ты тоже с мамой мучилась, бедная! Варь, я знаешь что подумала? Если у тебя так все безнадежно, может, у вас с Андреем получилось бы? Он очень хороший человек, правда!
– Таня! Ну что ты такое говоришь, ей-богу!
– Варенька, я же умру скоро, я знаю. И почему не спросить? Не намекнуть? Сами-то вы не сообразите, особенно Андрей. Я даже подумать боюсь, как он это переживет! А ты бы смогла ему помочь… Раз все равно одна…
Варька вскочила, не в силах дальше слушать, и выбежала на кухню, наткнувшись в коридоре на потрясенного Андрея, который все слышал, – они обнялись с налету, просто вцепились друг в друга, и Варька прошептала сквозь рвущиеся рыдания:
– Бедные, бедные! Горькие вы мои!
Таня умерла через два месяца. С Андреем Варька виделась только дважды: на похоронах и на сороковой день, когда тот неожиданно приехал в Филимоново – но эту встречу и Андрей, и Варвара старались не вспоминать. Конечно, Варя думала о том, что сказала Таня, не могла не думать! И Андрея ей было чудовищно жалко, но…
Но как же Глеб?! Люша?!
Стоило Варьке только представить: вот живет она с Андреем, и вдруг Глеб каким-то чудом стал свободен – она, не задумываясь, тут же уйдет к нему! Андрей такого не заслужил.
Нет, нельзя.
Но и одной оставаться тошно…
Так что, когда на ее горизонте снова появился Котов, Варвара задумалась: а может, и правда попробовать с ним? Почему-то Котова ей совсем не было жалко. Может, потому, что она слишком хорошо его знала? Пока Варька размышляла о своей незадавшейся жизни и любовалась фейерверками, которые действительно запускал Глеб, развлекая дочку перед тем, как отвести ее к бабушке, у окна кухни Пономаревых стояла его жена и думала точно так же, как Варька: почему, почему все так несправедливо?!
Пацаны уже спали, а им с Глебом предстояло уныло пить шампанское под бой телевизионных курантов – вот и весь Новый год! Раньше, сбагрив всех детей свекрови, они ходили праздновать к Шараповым, но сейчас Зоя Васильевна плохо себя чувствовала. Правда, у Шараповых Гале тоже не сильно нравилось, но хоть что-то. Она отвернулась от окна и с ненавистью оглядела кухню. Ничего нового, впрочем, не увидела – все тот же бардак, что и всегда. В такой же бардак превратилась и ее собственная жизнь. Как это случилось, как?! А так хорошо все начиналось…
Галочка ловко щелкала ножницами и жужжала машинкой, постепенно превращая запущенную шевелюру клиента в стильную стрижку. Волосы у него были густые, непослушные и росли как-то своеобразно, завитками, но Галка старалась. Не очень высокая, но стройненькая и длинноногая, черноволосая и синеглазая, Галя выглядела очень соблазнительно в кокетливом фартучке, и знала это. Она пользовалась успехом у клиентов – все хвалили ее умелые ручки, такие теплые и мягкие. Галя умела лучше всех преобразить самого невзрачного мужчину почти в красавца, несмотря на наличие лысин, складок на шее и шишек на голове. Это было целое искусство, и не все мастерицы брались за короткие мужские стрижки, предпочитая заниматься женскими головками, где всегда можно спрятать нечаянный огрех под кудрями и начесами.
Стричь-то Галя стригла, но и зевать – не зевала. Не зря же она с огромным трудом устроилась именно сюда – самый центр, шикарные клиенты, где же еще искать потенциального мужа-миллионера? Ну, пусть не миллионера – Галя все-таки была реалисткой, но кого-нибудь получше, чем папочка-бухгалтер, она себе точно найдет! На Глеба она сначала не обратила внимания: ну, волосы завитками растут, стричь сложно, а так – ничего особенного.
Но когда маникюрша Светка ворвалась с улицы в крайнем возбуждении и заверещала: «Ой, девочки! Ой, какая машинка там стоит! А кто ж это к нам приехал на такой классной машинке?», а клиент с непослушными волосами смущенно ответил: «Это моя!» – она заинтересовалась. К мужчине, который мог себе позволить такую машину, стоило приглядеться!
А Глеб все никак не мог налюбоваться и наиграться – даже новой квартире он не радовался так, как этой машине, приобретенной за совершенно неприличные деньги. Это была чистая радость мальчишки, для которого и велосипед-то казался недостижимой мечтой! И вот он прорвался, поднялся, доказал всем, что стоит чего-то, – машина была символом его новой жизни, его новой свободы. И он, смущаясь, но и гордясь, принимал комплименты и восхищенные вопли девиц в фирменных фартучках, которые побросали клиентов и толпились у окна, разглядывая «машинку».
Светка села за спиной Гали – так, чтобы Глеб видел ее в зеркале, и положила ногу на ногу. Ноги были длинные, юбка короткая, и она, меняя время от времени ногу, казалась самой себе почти что Шарон Стоун в «Основном инстинкте».
– Ах, какая маши-инка! – пела она. – А куда же вы ездите на такой маши-инке? На рабо-оту? А где вы работаете? Наверно, в банке, да?
Галя, поймав в зеркале напряженный взгляд клиента, понимающе улыбнулась и чуть повернула кресло – теперь он видел только кулер с водой.
– Свет, ты бы поработала. Тебя там клиентка уже полчаса ждет.
– Ой, и правда! – Светка встала, томно потянулась, выпятив грудь, и походкой манекенщицы ушла в свой кабинет. Галя опять переглянулась с клиентом. Понятно, подумала она. Значит, ты не любишь таких, как Светка. Это хорошо! И она тихо спросила у Глеба, прижавшись на секунду к его плечу грудью, которая тоже была очень даже неплоха, не хуже, чем у Светки:
