– Как ее на самом-то деле зовут?
– Анжелика. Нет, Том, чувствую я, не выйдет ничего. И с ребенком не получается никак… А, ну его совсем! Давай лучше выпьем! За любовь!
И они звонко чокнулись бокалами с красным вином.
– За любовь… А есть она вообще-то? – уныло спросила Тигра, нацепив на вилку кусочек сыра с голубой плесенью: понюхала, поморщилась и закинула в рот.
– Есть, – усмехнулась Варька. – Еще как есть!
– Жеглов твой, что ли?
– А хоть и так. Брошу я, пожалуй, Котова. Не могу больше про его Клотильду слушать.
– И что? Одна будешь? Ждать у моря погоды?
– Пусть так! – И Варвара, вздохнув, допила вино. – Ладно, что мы все про меня да про меня! Ты-то как?
– Я? Ну, ты ж видела, как мы общаемся…
Димка посидел с ними немножко за столом – с отсутствующим видом пил чай, в разговоре почти не участвовал, отделываясь улыбками и междометиями, а потом и вообще ушел.
– Вот так у нас все время. И раньше-то слова не вытянешь, а сейчас и вовсе. То ли есть муж, то ли нет!
– А поговорить не пробовала?
– Не получается. Уйдет к себе и дверь закроет. Уткнется в монитор и сидит.
– Играет, что ли? Котов вечно зависает в каких-то стрелялках!
– Я тоже думала, играет. А он пишет!
– Что пишет?!
– Да фигню всякую! Я как-то почитала – он от компа отошел и файл не закрыл. Что-то про войну.
– Про войну?!
– Ага. Какие-то бои под Москвой. Короче, кино и немцы! Хотела еще что-нибудь посмотреть, а у него все под паролями, не влезешь.
– Интересно! Наверно, он на самиздате выставляет, как Усольцев. Вот не думала, что Димка – и про войну! Как они тогда со Славкой из-за стихов-то сцепились, помнишь? Все-таки Димка талантливый! Какие он сочинения писал, да?
– Талантливый! Малахольный, лучше скажи! А про Усольцева ничего не слышно? Он все еще с Федотовой или опять бросил?
– Представляешь, все с Наташкой! Мы как-то встретились вчетвером, случайно, так он потом мне звонил, рассказывал, как хорошо живет. Конечно, чем плохо: сел ей, дуре, на шею и ножками болтает!
– Да уж…
Усольцев при встрече выразительно оглядел Варьку, шедшую под ручку с Котовым, и усмехнулся. А по телефону сказал:
– Ну что, нашла себе подходящего, да?
– И нашла, тебе-то какое дело?
– Да ты ж с ним от тоски сдохнешь.
– Ага, то-то я с тобой веселилась!
– А то нет? Здорово ж было, скажи! А этот… Как его – Кошкин?
– Котов!
– Ну Котов! Он же ничем не лучше меня! Точно такой же, только стихов не пишет. Разве тебе такого мужика надо?
– Да?! А какого мне надо?! И что вы все лезете, советы даете! В своей жизни сначала разберись!
– Да я уж и не надеюсь разобраться, скажешь тоже! А ты баба умная! И зачем тебе такой… такой Кошкин?
– Котов!
– Вот тот мужик, между прочим, классный, который меня тогда в канаву скинул! Этот прям для тебя! И такая между вами искра́ была, жуть! А то – Кошкин! Придумала тоже…
– Да пошел ты к чертовой матери! Что ты мне душу вынимаешь! – заорала Варвара и шваркнула трубку, успев услышать довольный смех Усольцева. Вот гад! Нет, ну надо же так ее довести! И она мстительно представила себе валяющегося в канаве Усольцева – вот мало тебе от Глеба досталось! Мало! В тот день Варька брела с работы домой и столкнулась с Усольцевым, который бодро шел ей навстречу. Варвара удивилась: с Федотовой он уже вроде бы расстался?! Что он тут делает?
– О, привет! – радостно воскликнул Славик. – А я у тебя был!
– У меня?! За каким чертом?! – Варька представила, какую реакцию вызвал у матери приход Усольцева, и рассвирепела: – Я ж просила тебя! Я объясняла! Мне теперь неделю расхлебывать придется!
– Да ладно, она мне обрадовалась. Слушай, я у тебя там книжки оставил, пусть полежат, ладно? Мне надо домой съездить, а моя корова еще выкинет сдуру на помойку, с нее станется!
– Господи, как ты мне надоел, Усольцев! Я твои книжки сожгу на хрен!
– Ты что?! Сожгу! Совсем сбрендила? Не, я тогда не оставлю! Вот черт, тащиться теперь обратно! Ну ты и стерва, Барби!
Варька, не выдержав, размахнулась, чтобы врезать ему как следует, но в это время незаметно подошедший к ним Глеб спросил:
– В чем дело? Варь, какие-то проблемы? – В результате Усольцев оказался в канаве. Правда, книжки Варвара так и не сожгла – духу не хватило: поэзия все-таки.
Телефонный разговор с Усольцевым состоялся неделю назад, а Варька все никак не могла успокоиться и даже под горячую руку вдрызг разругалась с Котовым. Потом, правда, кое-как помирились, а куда деваться: уже и билеты куплены, и чемоданы собраны. Варя и приехала-то к Тигре, чтобы оставить у Артемьевых на две недели кошку – сейчас недовольная Муся сидела на шкафу в комнате Кати, подальше от Антошки.
Но, поговорив с Томкой, Варя вдруг поняла, что не хочет ни ехать с Котовым в Египет, ни вообще жить с ним дальше. Она опять вспомнила Глеба, и сердце защемило. За последние семь с лишним месяцев Варвара была в Филимонове от силы раза три и в каждый приезд ужасно боялась случайно встретиться с Глебом или Шараповым, которому даже не звонила – зачем? Только душу травить! А Глеб в последнее время вспоминался ей очень часто и снился чуть не каждую ночь…
– Ну ладно, поздно уже. – Варя поднялась. – Пора и честь знать!
– Сейчас я расписание посмотрю, – засуетилась Томка. – Чтоб ты зря на платформе не стояла!
– Не надо. Я в Филимоново поеду. Домой.
– В Филимоново?!
– Ну да. Все – побаловались с Котовым, и хватит.
– Понятно. Ну ладно, Димка тебя отвезет. – Артемьевы год назад купили машину, но катались на ней в основном в Филимонове: в Москву не наездишься, одни пробки.
– Да ну, неудобно. Я тачку поймаю, до новой трассы довезут, а там добегу.
– Варь, тебе не стыдно?! Дим! Дима! Варька стесняется попросить, чтоб ты ее домой отвез! В Филимоново!
– Варежка, ты с ума сошла?! Стесняется она!
В машине Варя не выдержала и заплакала. Димка покосился на нее, тяжко вздохнул и спросил:
– Ушла, что ли, от Котова-то?
Варька кивнула, всхлипнув.
– Ну и правильно! Ты достойна лучшего. Не плачь, Варежка. Все наладится.
– Когда, Дим? Когда наладится?! Мне уже почти тридцать пять! И где он, мой лучший?! Да и не мой он вовсе! Нет, видно, я варежка-то непарная…
– Так сильно его любишь? Глеба?
– Да. Но это безнадежно, ты же знаешь.
