Покончив с обедом, Идр о Тауарошу развлек гостя, показав ему свои удивительные дома, больше похожие на дворцы. Располагались земли клана Враукшенре совсем рядом со свободным океаном, и здесь он плавно вздымался вверх. Увидев, остановился Елисей, сраженный, а йукола с почтением проговорил:
— Это Тирсиос, да. Он — не простая вода, ты ведь успел заметить? Там, наверху, океан воплощает себя. Это личное пространство, и мы уважаем его — никто и никогда не бывает за границей города.
Самый большой дом клана примкнул к сплетению лиан, — йукола называют их «экке». Силовое поле огораживало огромный участок «экке», и удивительный лес не расползался, хотя и издавал непрестанный шум. А к самой вершине хрупкой постройки взлетали прозрачные капсулы лифтов. Они гораздо слабее поразили воображение мальчика, чем могли бы — Елисей уже подустал от бесчисленных впечатлений.
Впрочем, после подросток еще долго не мог отойти от захватывающего дух полета над городом, когда он сам управлял механической стрекозой.
Да, это оказался поистине чудесный мир. И вот, отдыхая от впечатлений, Елисей восседал в саду, рядом со своим гостеприимным хозяином. А неподалеку взрослая женщина йукола учила малышню.
Детишки смеялись, и невысоко взлетали над плитками двора, чтобы потом пружиня шлепнуться обратно. И такая демонстрация силы управления была наименьшим ее проявлением за весь сегодняшний день. Этот мир был просто напитан магией, и Елисей задумался:
— Но как, если вы все время используете силу управления, здесь так спокойно и мирно?
— Потому и спокойно. — Ромб лица перекосило в улыбке. — Кому захочется наделать гадостей соседу, чтобы он ответил еще более худшими? Кинь в альгиса камень, и обратно получишь камнепад. Для нас применять силу управления так же естественно, как и дышать. И столь же естественно никогда не направлять ее во зло…
Не успел договорить Идр о Тауарошу — страшный крик раздался отовсюду. Казалось, от боли застонала сама Пекбене, Тирсиос… Сердце мальчика переполнилось горем, и все переменилось во мгновение ока.
Невероятной силы удар — и летающих детей разбросало в разные стороны. Их внимательная учительница исчезла под тяжеловесными обломками некогда воздушного здания, а мостовую смяло, как лист бумаги.
Уже лежит, недвижим, на изжеванных плитках Идр о Тауарошу, голова где-то под упавшим сверху цилиндром лифта. Еще секунда — и весь разгромленный участок стал медленно погружаться под воду. Некогда дружелюбная, живая, ныне она — иссиня-фиолетовая, страшная.
Вот еще одна лифтовая кабина, свистя, впилась в плитки двора; со стоном разорвав сплошное полотно, провалилась вниз, — и страшные воды с жадностью поглотили цилиндр. Позади Елисея, смачно хлюпнув, скрылась очередная шляпка гигантского малинового гриба из сада клана Враукшенре.
А в самих волнах безропотно тонули отчего-то светящиеся, тонкие фигурки йукола. Молча уходили они в губительные воды, и одни только жуткие громовые всхлипы океана сотрясали воздух. Но теперь закричал и Елисей, и — кинулся на помощь безмолвно погибавшим… Но так и не смог коснуться воды: еще раз содрогнулся Тирсиос.
Последний оставшийся в живых ребенок йукола заскользил к разрыву, где поджидала все еще голодная волна. И Елисей, только теперь заметив малыша, бросился наперерез. Он оказался у края даже раньше, и успел заранее подставить руки… Но волна, а не он, забрала малыша…
Потом поднатужилась, и рванула зеленый покров, пока еще сдерживающий безумную силу. А мальчик застыл в недоумении — темно-желтый, в синюю крапочку, малыш йукола пролетел сквозь него. Так, будто Елисей весь состоял из воздуха.
Пусть и не сразу Елисей понял, что более не является участником происходящего, но отныне он застыл здесь лишь бесплотным наблюдателем.
А тем временем неповторимый Адлу-Маеку разваливался на части. И только теперь стало видно — в небесах, на сверкающих блюдцах, метались многочисленные злобные существа. Аные, одним своим видом нагоняющие дремучий ужас, они скалились и хохотали.
Появились только что, или были и раньше — подросток не понял. Но теперь твари наперебой добивали молниями из коротких жезлов тех, кого еще не пожрал Тирсиос.
Елисей не знал, сколько был тут, вынужденный наблюдать гибель Адлу-Маеку до конца.
И белого города не стало.
Враги внимательно следили за безжалостными волнами, истребившими своих детей, но тщетно — стерты йукола с лица Вселенной. Отныне только почерневший океан носится по планете, терзая жалкие обломки некогда прекрасного города, и поседевшие волны в бешенстве грызут громадины экке, вмиг ставшие серыми и безголосыми.
Вскоре и жуткие красные твари исчезли. Впоследствии они больше не появлялись над планетой.
Бесчисленное количество раз день прогонял ночь, и ночь снова гнала день, пока Елисей моргал единожды. Мальчик видел, как стремительно мелеет океан.
Да, Тирсиос умирал, страдая от последствий своего помрачения. Ни единого движения больше не было в нем, и жить дальше разумный океан не мог и не хотел.
Скоро высохла и последняя страшная капля. Остались уродливо торчать померкшие экке, да шуршал гонимый всеми ветрами песок.
— После веков наблюдений арджинны обрели уверенность, что Пекбене мертва. Да, Тирсиосу невозможно жить без йукола, как и йукола без Тирсиоса. Но в том, что на Пекбене больше нет жизни, арджинны ошиблись… Хотя скоро это может стать горькой правдой. — Голос дрожал, как пушинка в покинутом птичьем гнезде.
Елисея знобило, он все еще погибал вместе с планетой, но голос неумолимо продолжал:
— Шлаковые кристаллы Чмарош. Планета эта находится в столь далекой системе, что даже половина расстояния до нее уже не наносится на туристические карты. Однако сами арджинны, по несчастью, родом откуда-то из тех мест. И им прекрасно знакомы свойства злополучных кристаллов. Неизвестно, сколько десятков лет по крохе собирался и хранился яд, запретный во всех цивилизованных мирах… Но в итоге ар джиннам удалось нанести сокрушительный удар — они отравили Тирсиос, и яд сделал его ужасным, безумствующим. Но к счастью, невероятного разума и силы воли хватило на последнее: Тирсиос успел изолировать от смертоносного себя часть самого себя и семью йукола. И теперь это — последний Тирсиос. Разумеется, как и последние йукола.
Слабый старческий голос затих. Слезы наворачивались мальчику на глаза, но тут странный писк послышался спереди.
Елисей невольно отвлекся, и прислушался. Десятки тонюсеньких голосочков на все лады повторяли:
— Не плачь! Не вздумай! Пропустишь самое главное.
И подросток сдержался. Он крепко зажмурился, а потом открыл глаза — в них больше не было слез.
И обнаружил себя стоящим перед последней каплей Тирсиоса. Елисей заметил — если раньше океан чуть выходил за пределы силового обруча, то теперь стал заметно меньше. А рядом стояла женщина, и наверное, на Земле она могла бы называться самой старой женщиной в мире.
