– На ближайший вокзал… – выдохнул Алексей.
Водитель с подозрением уставился на него:
– Под кайфом, что ли, мужик?
– Нет, я… – Он полез в карман и не глядя вытащил купюру. – Подбрось! Не обижу.
Водитель хмыкнул, но купюра произвела на него должное впечатление:
– Ладно, садись.
На вокзале Глебов купил телефонную карту и позвонил – он набрал номер, который сам собой всплыл в памяти.
– Я, между прочим, сплю… – пробормотала Астра. – Вы на часы смотрели?
– Нет.
– Что-то случилось?
– Мне необходимо срочно с вами встретиться!
Глебову было не до правил приличия. Он не мог говорить по телефону о том, что произошло.
– Не могли бы вы приехать… – Он даже не знал, на каком вокзале находится. – О, черт!
– Я никуда не поеду. Уже поздно.
Поздно! Она тоже говорила: «Будет поздно!» Глебов вдруг рассвирепел:
– Вы не хотите меня выслушать? Я ваш клиент! Вы обязаны… – Он осекся. – Простите…. Я не в себе.
Ему стало стыдно за панику, которой он поддался, за ужас, которому позволил овладеть собой.
– Подождите до утра, – предложила Астра.
– Подождать? Вы даже не знаете, о чем речь! Хотя вы правы. Я потерял счет времени, совсем расклеился. Извините меня.
Он положил трубку и посмотрел наконец на часы. Немудрено, что Ельцова отказалась приехать, – уже ночь. Три часа ночи… Магда, вероятно, беспокоится. Или, наоборот, торжествует, злорадствует. Добилась-таки, чего хотела. Может, позвонить ей?
Он подумал о Коломбине, о том, как она лежит там – среди мавританских арок и ковров, оловянного блеска кувшинов, фальшивой позолоты, синих драпировок. А закрыл ли он дверь за собой? Его обожгла мысль об уликах, которые он не успел убрать, – следы, ворсинки одежды, отпечатки пальцев. Господи, какой же он олух! Нужно было не спешить и уничтожить все, что можно.
– Никто не знал о наших встречах и об этой квартире, – прошептал он. – Таинственность, которой маска окружала себя, сослужит мне хорошую службу.
– Не строй иллюзий! – безжалостно произнес внутренний голос. – А Магда? А тот, кто сделал это?
Женщина, дремавшая, опустив голову на плечо своей спящей подруги, приоткрыла глаза и взглянула на него. Глебов с трудом сдержался, чтобы не отвернуться. Ему нечего бояться – это просто пассажиры. Скоро объявят посадку, и они пойдут к своим поездам, умчатся в дальние края. Им нет до него дела!
«Как я оказался в зале ожидания? – подумал он. – Ноги сами принесли. Куда мне еще деваться? Посижу тут до рассвета, а там…
Алиби! – произнес кто-то внутри его. – У тебя нет алиби! Когда тебя спросят, где ты был в момент убийства, тебе будет нечего сказать. Что заставило состоятельного человека бродить ночью по городу, околачиваться на вокзале? Почему ты не спал, как все нормальные граждане, в своей постели? Ссора с женой? Чепуха! Вы не ссорились, и Магда охотно подтвердит это. Она тебя утопит, посадит на скамью подсудимых, а потом в тюрьму. Тебе конец, Алекс. Беги! Куда?»
Он чувствовал себя приговоренным. Ему нет спасения. И все же, подчиняясь инстинкту самосохранения, чрезвычайно развитому в нем, Глебов поднялся с пластикового сиденья и покинул зал ожидания. Ему придется вернуться домой и притворяться, играть в навязанную ему дьявольскую игру, делать беззаботный вид, улыбаться, отпускать шуточки. Может быть, он даже поцелует Магду, как добропорядочный муж, займется с ней любовью. Посмотрим, как она это воспримет!
Воодушевляясь все больше и больше, Глебов шагал по улице. Холодный воздух, желтые глаза фонарей, черная пустота неба бодрили его. Он поймал машину, бросил водителю: «На Остоженку!» – и, закрыв глаза, отрешился от всего.
Магда не спала. Она услышала, как он открывает дверь, и вышла в коридор – в облегающей тело тонкой сорочке, с распущенными волосами. Ее молочно-белая грудь с темными сосками проглядывала сквозь кружева.
Глебов стиснул зубы – так ему захотелось обнять ее, стиснуть до боли, исторгнуть стон из ее порочных и сладких губ, довести ласками до исступления, обхватить пальцами нежную шею с голубоватыми жилками и сжимать, сжимать, пока она не признается во всем, не начнет просить пощады. А ведь она, пожалуй, не станет! Она заставит его убить…
– Где ты был? – спросила Магда.
От нее пахло абсентом и миндалем.
– Ты пила?
– Немного, чтобы уснуть.
Он сбросил куртку и отправился в ванную. Встать под душ, включить ледяную воду, потом горячую, потом опять ледяную… Это легче, чем смотреть на Магду, вдыхать ее запах и бороться с желанием задушить ее.
Плеск льющейся воды, как недавно звук шагов, вернул ему самообладание. У него всегда были крепкие нервы, что же теперь? Избавление от Магды не принесет ему вожделенной свободы. Это очередная иллюзия, которой он тешит себя. Да и как от нее избавиться? Уйдя из физической жизни, она не перестанет заполнять собой его внутреннюю, потаенную вселенную, останется там самой яркой звездой, вокруг которой все вертится…
– Алекс!
Он явственно ощутил, как она приникла к двери.
– Ты в порядке?
Она еще спрашивает!
– Да…
– Где ты был?
– Прогуливался перед сном! – он вынужден был повысить голос, чтобы она услышала.
– Так долго?
Он хотел спросить: «Зачем ты выбросила свой телефон?» – но сдержался.
– Мне никто больше не звонил?
– Нет…
– Почему ты не спишь до сих пор?
– Алекс… Мне страшно…
* * *
Наутро Глебов поехал в офис. На таможне возникли проблемы с партией оборудования для госпиталя ветеранов. Вот так всегда! Благотворительная акция непременно превращается в головную боль.
Он вызвал главного менеджера, выслушал, дал необходимые указания. Здесь, на фирме, говорил, принимал решения и действовал под его личиной совершенно другой человек – собранный, умный, хладнокровный. Тот испуганный и растерянный Глебов, который провел ночь, словно в бреду, слоняясь по городу и чувствуя себя изгоем, на время ушел в глубину, укрылся от чужих глаз.
Покончив с делами, он позволил себе выпить чаю и перекусить. Со вчерашнего вечера у него маковой росинки во рту не было.
– Иди, Юля, – неприязненно произнес он, глядя на обтянутый слишком узкой и короткой юбкой соблазнительный зад секретарши.
Вернее, это она так считала. Глебову не нравились женщины, откровенно выставляющие свои прелести напоказ, будто на ярмарке.
Секретарша фыркнула и удалилась. Он даже не окликнул ее, не сделал замечания в духе: «Не надо здесь характер показывать! Мужу дома фыркать будешь!»
