– Ты действительно в это веришь? – медленно спросил Никита.
– Я верю, – тихо сказала Маша. – Я думаю, что все наши неудачи были частью какого-то плана, который и привел нас сюда.
– Чьего плана?
– Того, кто заставляет нас снова и снова переноситься в другие миры. Того, кто сделал нас Сквозняками. Того, кто учит нас брать на себя все больше ответственности, влезать туда, куда ни один нормальный человек не полезет, не отступать перед трудностями. Хотя каждый раз я боюсь становиться Сквозняком, потому что очень страшно сознавать, что от твоих действий или бездействия так много зависит.
– И кто же этот всемогущий чародей? – с усмешкой спросил Никита.
– Я не думаю, что это человек, скорее какие-то высшие силы… – прошептала девочка.
С помощью фонарика колокольцев они осмотрелись по сторонам. Вокруг был черный лед.
– И как мы должны это починить? – беспомощно спросила Маша.
– Вспомни, что сказала венцесса, – протянул Никита, с его губ срывались облачка пара. – Магией, а потом физически.
– Восстановить или очистить? – задумалась девочка и щелкнула пальцами.
Земля под ногами дрогнула. По стенам с оглушительным треском зазмеились трещины. Ребята покатились по льду, цепляясь друг за друга.
– А вдруг вулкан сейчас взорвется? – крикнула Маша, но Никита не расслышал ее, с грохотом падали куски льда, чудом не задевая ребят.
И вдруг все прекратилось. Наступила тишина. Потом откуда-то снизу послышался гул, земля начала вращаться под ногами. Сквозняки замерли, закрыв головы руками. Когда вращение прекратилось, они осмелились встать. Под их ногами словно вздулась шляпка исполинского гриба, складчатая, но шероховатая и шуршащая. По краю она была обмотана двумя толстыми канатами синего и зеленого цветов.
– Что это? – удивилась Маша. – Калина говорила, должно быть что-то простое, вроде замочка и ключика. Тебе это ничего не напоминает?
Никита медленно ходил вокруг шляпки. Он почесал в затылке.
– Ты будешь смеяться, но это напоминает… Банку с вареньем!
– Банку?
– То есть крышку. Мама, когда варенье закрывает, берет пергамент в несколько слоев, потом шнурком обвязывает…
– Ах, да, у меня так бабушка делает! – вспомнила Маша. – Сверху на крышку – бумагу, на ней пишет, какое варенье, когда сварено, и шнурком, для красоты…
– А у нас крышек для банок нет, поэтому мама обвязывает двумя шнурками, чтобы мы с друзьями не открыли. Но я-то, положим, давно уже понял, как ее распечатывать.
– И как же?
– Секрет в том, чтобы тянуть за оба кончика одновременно, в разные стороны. Ты попробуй, поднимешь такой шнурок?
Никита помог Маше водрузить на плечо толстый конец зеленого каната, сам взялся за другой, и они побежали навстречу друг другу. Круг, еще один. Канат тянулся за Машей хвостом, он становился все более тяжелым, выскальзывал из запотевших рук…
– Сто-ой! – протяжно скомандовал Никита. Маша насторожилась – не была ли растянувшаяся гласная первым симптомом застывания?
Мальчик тем временем поднял последний круг каната и перебросил его на крышку. Жесткие складки слегка расправились.
– Оотойди-каа… – Никита поплевал на ладони, затем ухватился за край исполинской крышки. Пергамент Недодела громыхал, как шифер. Мальчик поднял его, согнул и переложил на грудь, как штангу. Затем сделал пару шагов вперед. Из открывшегося гигантского горлышка банки вылетели клубы пара. Резко выдохнув, Никита подбросил крышку вверх, та тяжело упала с другой стороны.
– Разве не замечательно? Все получается! Мы скоро попадем домой… – Маша захлопала было в ладоши, но улыбка застыла на ее губах. Волосы Никиты были седыми, до колен его покрывала изморозь. Он сделал шаг вперед и оказался на самом краю банки, в клубах пара.
– Нииичеееегооо себеее вареньицее… – удивленно протянул он. Маша, боясь приблизиться, вытянула шею, стараясь заглянуть в глубину, но смогла увидеть только алый отсвет.
– Как теплооооо… – Никита протянул леденеющие на глазах руки вперед и шагнул еще раз.
– Упадешь! – вскрикнула девочка и бросилась к нему, чтобы подхватить, но поймала в объятья пустоту. Тающий силуэт друга словно взлетел вместе с паром, на секунду в голове девочки помутилось… будто забытый сон, перед ее глазами промелькнули золотые купола Как-о-Дума, ее друг в безопасности, дома, живой и здоровый… Слезы облегчения обожгли ей щеки. Потом прямо перед ней вырвался столб пара, все ее существо обдало жаром, и она, балансируя на краю горлышка, крикнула:
– А как же я?
Осторожно взглянула вниз – глубоко-глубоко ворочалась ало-золотая лава, густая, как манная каша. Вулкан и не думал просыпаться.
– Что делать дальше? – растерянно спросила девочка у самой себя.
Она задумалась: «Если миссия Никиты была в физическом воздействии на вулкан, и он вернулся домой сразу после этого, почему я не вернулась домой после того, как применила магическое воздействие? И почему вулкан все еще спит, ведь мы его открыли?» Маша обошла вокруг исполинского горлышка, в бессилии пнув валяющуюся крышку. Ведь она же восстановила… Вулкан или крышку? Кажется, в ту минуту ее больше беспокоило то, как освободить вулкан от слоя льда, чем повернуть его природу вспять. Хороша Маша, ничем не лучше Недодела! Досадуя на себя, девочка щелкнула пальцами, восстанавливая вулкан таким, какой он был до прихода мага.
Под ногами гулко заворчало – вулкан просыпался. И в этот момент в клубах обжигающего пара девочка увидела очертания своей комнаты – кровать, книжные полки, мама замерла у окна. Не колеблясь ни секунды, она бросилась прямо в пар. Ей показалось, что с нее кожа слезает заживо от невыносимого жара, она вскрикнула…
Ей было тепло, душно до тошноты, трудно было вдохнуть, что-то сковывало ее движения, когда она рванулась – скорее домой, подальше от огня и жара. Ноги взбили одеяло, мама в испуге обернулась от окна. В ее глазах на секунду отразилось пламя, вырвавшееся из преображенного вулкана. Потом ужас на ее лице сменился растерянностью.
– Машенька, мне показалось… Что с тобой? Тебе плохо?
– Мамочка! – Машу затрясло от рыданий. – Мамочка! Любимая…
Она закашлялась – во рту неожиданно оказался леденец.
– Что такое? Что? – спрашивала мама, осторожно целуя спутанные волосы дочки.
– Мама, я болею, но это ничего, – горячо заговорила девочка. – Только ты никогда, слышишь, никогда не волнуйся за меня слишком сильно, потому что пока я дома, со мной ничего не может случиться. Ты понимаешь? И прости меня за то, что мне придется в жизни рисковать, что я не могу всегда оставаться в этой комнате…
– Ну что ты, что ты, – сказала мама, обнимая ее. – Никто от тебя этого не требует. Но пойми, что я всегда буду волноваться за тебя, так или иначе. И папа тоже. И если мы немножко ссоримся на этой почве…
