В тот вечер мы торчали у нее в номере и ели пирожки, которые привезла ее московская тетушка. После пирожков я без задней мысли зашел в ванную, где Лилит принимала душ. Она взвизгнула, прикрывая грудь руками. Вдоль грудины темной отметиной тянулся длинный бесформенный шрам – то ли от предательского ножа, то ли от сумасшедшего скальпеля. Я извинился и вернулся в комнату. Увиденное вызывало жалость, но никаких эстетических эмоций не будило. Для Лилит это ранение было главной ее болью и тайной.
Она вышла из ванной и спросила нечто совсем детское:
– Теперь ты меня разлюбишь?
– Какая странная мысль… За такие вещи можно полюбить еще сильнее.
Я посмотрел на нее и понял, что меня всегда смущала какая-то неуловимая заплаканность ее лица. Затаенная обида, помноженная на холодную наблюдательность.
– То есть тебя это не пугает? – спросила она воодушевленно. – Я на пляж хожу в предельно закрытом купальнике.
– Со мною будешь купаться голой.
Она улыбнулась и повторила коронку того дня:
– Ты спас меня. Теперь я стала другим человеком. Ничего не боюсь. Никого не боюсь. Пошли, покатаемся на лифте!
В день выписки мы сидели в больничной столовой, ели винегрет. Лилит строила планы наших бракоразводных процессов; размышляла, как организовать общий бизнес. Мы встретились еще один раз, перед самым Новым годом, на одной левой квартире.
Лилит приехала на серебристом «Мерседесе». Не опоздала: появилась секунда в секунду. Не знаю почему, но я подарил ей на праздники будильник. Она сказала, что это плохая примета, но со мной она перестала быть суеверной.
В январе следственный комитет арестовал активы ее супруга, опечатал склады на Белорусском и Савеловском вокзалах. Речь шла об обыкновенной конкуренции, но органы крышевали соперников Артура. Крупный криминальный авторитет, человек со связями, он переместился на свою квартиру в Испании, в Пуэрто-Банус. Лилит была вынуждена следовать за ним. Больше я ее не видел.
Забавно, что мой неизлечимый кашель прошел, как только мне удалось разоблачить махинации жены и я перестал появляться дома. Мистика тут причиной или аллергия – не мне решать. В конце концов, Лилит была дипломированным экстрасенсом.
Черная ручка
Нас с приятелем взяли в заложники в Тамеле, когда мы отказались платить по счетам в стриптиз-баре. Поначалу мы думали отшутиться: сумма была названа некорректно. Но менеджер закрыл входную дверь на ключ, а из подсобных помещений один за другим стали появляться низкорослые парни. По виду – неварцы и гурунги. Низкорослые, но крепкие. Их было много. Менеджер оторвался от компа, поднял скомканный счет с пола и протянул его Лехе. Тот встал руки в боки и свысока глянул в мятую бумажку.
– Скажи ему, бля, что у нас нет денег, – попросил он меня. – Какие же они тупые.
Я решил избрать другую тактику.
– Ребята, – сказал я проникновенно. – В Непале я впервые. Полюбил вашу страну. Стал здесь буддистом. Получил просветление. Зачем вы портите впечатление о себе?
Распорядитель улыбнулся и сказал, что мы можем пройти с ним до банкомата. На портупее под пиджаком у него висел дамский пистолетик: если его отобрать, ситуацию можно переломить в корне.
– Я гражданин Америки, – продолжил я. – Звони в посольство, скотина! Здесь скоро будет наш спецназ.
Он рассмеялся, уткнулся в компьютер и продолжил стучать по клавиатуре, даже не поднимая глаз. На сцене продолжалось этническое шоу. Девушки в разноцветных шелковых платьях водили хоровод под музыку, похожую на гимны в честь великого кормчего Мао. Хореографией назвать это было трудно. Еще трудней было назвать это стриптизом, несмотря на открыто провокационный характер вывески на заведении.
Мы вернулись за столик допить кока-колу. Спиртное здесь не подавали.
– Давай их катать по столам, – предложил я. – Смотри, какие они маленькие.
Беседин отрицательно покачал головой и засмеялся.
– Это горцы, – сказал он. – Они нас зарэжут.
Происходящее отрезвляло. Мы слишком расслабились. Традиционное общество. Чистота нравов. Стопроцентная религиозность. Торговцы, которые не умеют торговаться. Суровые монахи, питающиеся святым духом. Наш проводник, который не спит со своей женой из соображений аскетизма. Дружелюбие, которым переполнены даже жертвенные чаши с кровью.
Теперь вдруг люди, которых еще недавно мы принимали за наивных жевунов и мигунов, оказались воинственными маранами.
Сегодня днем я вышел из ворот центра Брахма Кумарис, украшенных двумя красными свастиками, и поплелся в сторону отеля, где мы остановились втроем с друзьями. Приобщение к индийской духовности прошло успешно. Я говорил с профессором раджа-йоги господином Кишором около двух часов. В очередной раз врубился в суть бриллиантового периода Кали-Юги, в котором мы сейчас пребываем. Идеальное вытесняется материальным. Духовная деградация идет полным ходом. До конца Железного века осталось двадцать семь лет.
Гуру показался мне жлобом, фриком из «Индианы Джонса». Я с издевкой заметил, что буду воздерживаться от всего, что только возможно, чтобы получить значок «Ом Шакти».
Проститутки здесь мелкие. Для полного счастья мне приходилось брать двух-трех. Обычно я находил их через мальчишек, торгующих гашишем, но они приводили меня в полуразрушенные притоны со смешливыми школьницами, которые имели чисто механические представления о любви.
– Мне нужна индуска, – говорил я. – Стройная, юная, с глазами испуганной самки, прекрасными зубами, губами алыми, как цвет фрукта бимба, точеной талией, глубоким пупком, плавно расширяющимися бедрами и гибкими линиями полных грудей.
Показывал руками женскую грудь и расширяющиеся бедра.
Ребята согласно кивали и опять приводили к малолеткам. Хорошо, что с некоторыми можно было поговорить. Они рассказывали о родителях, учебе, планах. Обычно эти девушки переезжали из города в город на пару недель: работали и путешествовали по стране.
Я говорил пацанам о барельефах на площади Дурбар; о том, что такое в моем представлении женщина вообще. Они отвечали, что для этого нужно ехать в Южную Индию.
Я шел по шумным улочкам Катманду, размышляя о доходах просветленных раджа-йогов. Восемьсот тысяч студентов. Семь тысячах центров духовного развития в ста восьми странах мира. Сумасшедшие бабки!
Мое внимание привлекло кафе, украшенное изображениями полуголых девиц с губами алыми, как цвет фрукта бимба. Заведение должно было быть открыто. С виду походило на гоу-гоу бар.
Вернувшись в гостиницу, предложил друзьям пойти освежиться. Беседин согласился. Сильвестров покрутил пальцем у виска.
По девкам я таскался здесь немного, но все-таки таскался. Даже среди миниатюрных неварок с непробудившимся либидо попадаются сладострастные особы, как бы готовые умереть с тобой в постели. Ничего другого и не надо. Для подобных экспериментов ездят в другие страны, но я никогда не был секс-туристом. Любая индустрия в этом деле напрочь убивает интерес. Девушки в Непале по большей части были неопытны, как мои одноклассницы школьной поры. Возможно, эта кружащая голову ностальгия и шанс превратить зажатую крестьянку или будущую домохозяйку в настоящую женщину меня и привлекали.
