– Ну и к чему ваш рассказ, мистер Питтвик? – нетерпеливо бросила Таньша. – К тому, как хорошо и правильно сдаваться в плен?
– А вы бы не предложили сдаться окружённым солдатам Королевства? – сощурился хозяин. – Вы, одна из немногих среди вашего народа, кто владеет языком подданных Её Величества – не обратились бы к ним, уговаривая «прекратить бессмысленное сопротивление» и обещая всем сдавшимся жизнь с хорошим обращением? Вы не сочли бы их поступок – сдачу – правильным и разумным?
– Бессмысленно это обсуждать, – Таньша резко встала. – Те солдаты, из погибшего батальона, они бились, потому что бились. Те, кто сдался, – они не могли думать, что кого-то спасут потом. Они просто спасали свои жизни. Всё просто, мистер Питтвик. А нам с братом пора.
Хозяин вздохнул, покачал головой.
– Вы прекрасны, молоды и горячи, мисс Таньша. Вы самая смелая и самая красивая девушка из всех, кого мне случалось видеть в моей, поверьте, не самой короткой и не самой бедной на впечатления жизни. Но… вы не хотите думать.
– Как это не хочу? – возмутилась Таньша, и Всеслав тоже нахмурился.
– Вы думаете о своей чести. Слишком много думаете именно о ней. Как о вас подумают другие. Что вас назовут трусихой. Но разве вы таковы?..
– Нет…
– Именно, что нет. Так имейте же смелость не только лезть под пули, но и думать, чёрт побери! – Питтвик аж кулаком пристукнул. – Я не хочу, чтобы умирали мои соплеменники. И не хочу, чтобы умирали ваши. Войну надо остановить. А для этого надо не пытаться зубами прогрызть стальную броню, а думать, три тысячи чертей!.. Чтобы слепо кинуться на чужие штыки, требуется мужество, но не ум. А вот чтобы война остановилась – и ум, и мужество, и ещё масса других качеств.
Брат и сестра молча переглянулись.
– Наверное, вы правы, мистер Пи… Рональд. – Таньша говорила негромко, опустив голову. – Но вторжение может начаться со дня на день. Мы должны предупредить. И… оставаться за линией. Наши клыки не справятся с бронёй, вы правы. Но они могут перегрызть горло генералам.
– Не очень-то на это рассчитывайте, моя прекрасная, но безрассудная мисс, – отвернулся Питтвик. – Пэры не дураки.
– Дураки, не дураки, а одного командующего Горным Корпусом Её Величество уже недосчиталась!
– И что? – сердито возразил Питтвик. – Что это изменило? На место графа Вильяма Хастингса пришёл другой. Из столицы подоспели пэры. Где результат?
– Если что-то не слишком хорошее приключится с другим командиром, потом с ещё одним и ещё…
– То другие будут получать внеплановые повышения по службе! – запальчиво перебил хозяин. – Мисс Таньша, джентльмены Королевства – кто угодно, но не трусы. Они готовы рисковать – ради чинов, славы, богатства. Иначе мы не завоевали бы полмира. А Империя его таки завоевала, это факт, нравится он вам или нет.
Наступило неловкое молчание. Питтвик, отвернувшись, раздражённо и нервно барабанил пальцами по столешнице.
Всеслав, молчавший всё это время, вдруг сделал мягкое неразличимое движение, оказался рядом с хозяином. Положил тому на плечо тяжёлую руку – Питтвика аж нагнуло от неожиданности.
– Спасибо, – медленно проговорил он. – Спасибо, что… тревожитесь за нас. Но мы должны. Иначе это будем не мы. Вы сами сказать.
Питтвик вздохнул.
– Спасибо за добрые слова, мистер Всеслав. Говорите вы, что называется, редко, но метко. Да, это я и сказал. Про другое, но и что касается вас – тоже верно. Тогда это будете уже не вы двое, кого я знаю и… и… – Он осёкся, закашлялся, словно смутившись. – Но я надеюсь, что когда-нибудь вы изменитесь, когда-нибудь осознаете, что в словах старого Питтвика всё-таки имелся некий смысл. Что ж, в добрый путь вам тогда, дорогие мои. Берегите себя. И… помните, что вас ждут не только за Карн Дредом. – Он низко опустил голову.
Оборотни молчали.
Глава 2
Прощай, Норд-Йорк.
Медведь и волк не смотрели назад. Юноша и девушка, брат и сестра, посмотрели бы, но сейчас их место заняли звери. И понятно почему.
Весна наступала, погода улучшалась. Над городом вновь висело густое облако смога, но здесь, где за окраиной начинались леса, пахло почти так, как должно было в это время года.
Медведь и волк не смотрели назад, они смотрели вниз, на пролегающую по глубокой выемке двухпутную железную дорогу. Прямо под ними грохотал эшелон, два паровоза, полсотни вагонов и платформ – крытые брезентом пушки и гаубицы, зарядные ящики, полевые митральезы, гусеничные ползуны и прочая техника.
А в крытых вагонах – солдаты. Серо-зелёные мундиры, каски, ремни, портупеи, винтовки, штыки. Оборотни не видели лиц, они их не интересовали. Важно не это, важно другое – сколько тяжёлых гаубиц калибра 7½ дюйма
[12] будет доставлено к перевалу и за него, сколько полевых орудий в 3 и 4½ дюйма, сколько митральез, сколько ящиков снарядов, зарядов и патронов.
И, конечно же, сколько штыков.
Лица людей в вагонах не представляли для оборотней интереса.
Они считали.
Двенадцать гаубиц, двадцать четыре полевые пушки – шесть батарей, полный артиллерийский полк, судя по всему, следовал на север. А за ним уже спешил следующий эшелон, весь заполненный бронеползунами, а следом – с пехотой…
Наступление. Наступление. Наступление.
Оборотни переглянулись. Надо спешить, скорее, домой, за перевал!..
Если они успеют.
Две тени неслышно скользили сквозь ещё не успевший подняться или загустеть листвой подлесок.
Они никуда не сворачивали, не перекидывались и почти не отдыхали. И всё время, днём и ночью, они слышали гул эшелонов.
Свистки паровозов, перестук колёс, людские голоса, охотно подхватываемые лесом.
Оборотни не считали корабли, разгружавшиеся в норд-йоркском порту, однако сейчас они провожали эшелоны долгими внимательными взглядами.
…Шестьдесят четыре вагона с солдатами, двадцать восемь платформ, на каждой – по две гаубицы или по одной самоходной пушке; сорок человек в вагоне, это две с половиной тысячи штыков – полнокровный полк со всей положенной по штату артиллерией.
И крытые плотным брезентом платформы со штабелями ящиков.
Десятки тысяч снарядов и пороховых картузов для тяжёлых орудий, унитарных для малокалиберных пушек, миллионы ружейных патронов…
Это уже не Горный Корпус, это настоящая армия.
Империя бросала свой меч на чашу весов.
