Лорд громогласно вздохнул.
– Ваша воля, миледи. Видит бог, я делаю это не по собственному желанию!
Таньша проворно выкатила столик за дверь.
– Говорите! – резко бросила госпожа Старшая, садясь в постели.
– Лежи, Анея, чего расскакалась! – кинулась к ней Средняя.
– Тебя не спросила, сестрица милая! – отрезала хозяйка. – Ну, говорите, язык проглотили? И без вас знаю, что с Молли – беда.
– Не уберегли, – потупилась Таньша, а Медведь только глухо рыкнул, словно разом позабыв все слова даже и родного языка. – Она небывалое задумала…
Сёстры-колдуньи молча слушали, пока Волка – поневоле сбивчиво – пересказывала им последние разговоры с Молли.
– Вот, значит, оно что… – задумчиво протянула Анея Вольховна, пока её сестра охала и качала головой, прижимая ладони к щекам. – Да не трясись, ты, Добра! Сама знаешь, Молли наша из кремня делана, не мягка, не растает!
– Знаю, что из кремня, – вздохнула госпожа Средняя, она же Добра, то есть Добронега Вольховна. – Да всё равно, дитё она ещё! Это у нас в тринадцать лет уже, если надо, на забороло
[13] вставай, к бойнице, и ружьё бери, коль удержать сумеешь. А там-то?..
– Будет, будет тебе охать!..
– Так ведь чего удумала-то! И одна!..
– Не совсем одна-то, – усмехнулась Старшая.
– У Яринки в голове ветер, – недовольно нахмурилась Средняя. – Пострелёнка чистой воды, всё ей игрушечки да побегушечки, салочки да превращалочки, и чем опаснее, тем лучше!
– Ветер-то, может, и ветер, – снова усмехнулась Анея Вольховна, – да только на войне она десятка таких, как мы с тобой, сестрица, стоить может. Ты вот мышью обернуться сумеешь? И я нет. А она – да! В любую щель проскользнёт, любой секрет вызнает.
– А что они супротив этакого-то многолюдства-то смогут? – покачала головой целительница. – Эх, Медведюшка, ты-то куда ж смотрел-то? Сюда её надо было возвращать, к нам. Выучили бы как следует. И впрямь первой боевой чародейкой бы сделалась!
Всеслав опустил голову, но не с раскаянием, а скрывая смущение.
– Матушка Добра, она… Молли то есть… она не могла не идти.
– А тебя это волновать не должно было! – аж пристукнула сухоньким, но весьма крепким кулаком госпожа Средняя. – Зря тебе сила медвежья дадена, что ли?! Скрутил бы, связал и сюда б доставил!..
Таньша только вытянула губы, словно собираясь присвистнуть – мол, ага, сами попробуйте «скрутить и доставить», Добронега Вольховна!..
– Брось, Добра, – поморщилась Анея. – Такую, как Молли, силком не приведёшь и учиться не заставишь. Прошлый раз мы ей возвращение пообещали, она сама к магии потянулась…
Целительница только вздохнула.
– Она ж маленькая ещё, – проговорила беспомощно. – Не умеет почти ничего. Всю силу отдаст-выплеснет, что делать станет?! Завалят её там, сгинет без толку, понапрасну!..
– Не кликушествуй! – уже строго прикрикнула Старшая. – Знаю, что любишь её, как собственную внучку, но, Добра, дело говори!.. Чем мы ей сейчас помочь сможем?..
– Чем тут поможешь, – развела руками госпожа Средняя. – Только самим туда отправиться, в чистом поле переведаться, как в былинке б спели.
– Туда отправиться – дело хорошее, – задумчиво протянула Анея Вольховна. – Да только вторжение, судя по всему, со дня на день начнётся.
– Как дорога хоть чуточку просохнет, – вставила Таньша.
– Да мы все уж тут стараемся, чтоб подольше б лужи стояли, – вздохнула Добронега. – Все, кто может, кто с Воздухом в ладах. Демиан-ведун не спит, не ест, не пьёт даже, в чём душа держится – неведомо; облака нагоняет!
– Не остановят их облака, милая сестрица, – поморщилась Анея Вольховна. – Огонь остановит, как Молли останавливала. И остановила, кстати!
– И ей же пришлось Черногорье усмирять, – оспорила Средняя. – Сама знаешь, друга моя, что выйдет, коль эхо вновь разгуляется…
– Знаю! Оттого и надо нам в путь-дорогу собираться. – Старшая с кряхтеньем принялась спускать ноги с кровати. Таньша и Всеслав кинулись помогать.
– Окстись, родная! Совсем из ума выжила, никак! – коршуном налетела на старшую сестру Добронега. – Еле рукой шевельнуть можешь, ложки до рта не донесёшь, а туда же!.. Лежи, кому сказано!..
– Ты, прежде чем ахать да руками плескать ровно квочка, спустись-ко со мной в подполье, – ухмыльнулась Старшая. – Зверюшек моих послушаем.
– Ох, – Добронега сжала ладони перед грудью, – так ты и с ними говорила?! Сама вставала, значит? Когда только успела? Я ж от тебя не отходила, глаз не смыкала!..
– Забыла ты, милая, что я, как ни крути, у батюшки нашего, у Вольхи Змиевича, старшенькой была, – на сей раз без тени насмешки вздохнула Анея. – Прости, что без твоего ведома ходила. Но нельзя иначе было, Добра, никак нельзя!
Та только покачала головой, осуждающе-беспомощно разведя руками.
– И что ж они такого тебе поведали?
– На острове она, – сдвинула брови Анея. – Невдалеке от Норд-Йорка.
– А, – опустила голову целительница. – Алая гора…
– Она самая.
– Злое место, сестра.
– Злое, согласна. Всё сходится, Добра. Так что собирайся в путь-дорогу. Как бы ни сложилось, как бы ни вышло, а немочам предаваться мне больше никак.
– Ты ж едва ходишь!
– Едва, не едва, а надо. Свари-ка, сестрица, мне то самое зелье… – сощурилась Старшая.
– Это какое? – подозрительно воззрилась на неё Добронега. – Тьму? Тьму варить не стану, и не проси!
– Станешь, – спокойно сказала госпожа Старшая. – Как отцу нашему сварила, когда время пришло.
– Ты… да ты… – аж задохнулась врачевательница, схватившись за сердце и пошатнувшись, так что Таньша скорее-скорее подхватила её под руку.
– Станешь, – непреклонно повторила Анея Вольховна. – Змиевны мы, не забывай, сестра. Пришло время, говорю тебе, по долгам платить, взаймы взятое возвращать. Не кочевряжься, не выкобенивайся, милая, а вари. Вот сходим ко зверикам моим, и приступай.
Таньша и Всеслав только беспомощно переглядывались, совсем по-детски взявшись за руки.
– Не стану я тебе Тьму варить, – столь же непреклонно отрезала средняя сестра. – И отцом нашим не козыряй, старшенькая. Я его лечила, я его выхаживала, так что уж поболее твоего ведаю, когда и что варить нужно. Руку давай! Спускаться к зверикам твоим станем…
…Подвал был сух и тёмен. Нюх Медведю отказывал, здесь у сударыни Анеи Вольховны всегда пахло странно, тревожно, непонятно. Нет, он знал, кто таится в глубоких колодцах, кто живёт в подземных тёплых ручьях; знал, но сторонился их.
