– Див, – позвал Всеслав. Нечисть его должна знать, может, ещё удастся дого…
Слепящая вспышка боли и треск ломающихся сучьев. Дико вереща, из тени на него бросилось мохнатое круглоголовое существо, и впрямь чем-то похожее на сову, только куда крупнее и с вызывающими уважение когтями.
Гр-р-р!
Могучая лапа смела обезумевшего дива с медвежьей головы, однако тот, продолжая верещать, кинулся вновь, словно ища верной смерти.
И див был не просто существом с длинными и острыми когтями, он был нечистью, ему подчинялась сила. Она, эта сила, впивалась в оставленные глубокие царапины, раздирала их ещё больше, так что глаза Медведю залило резко выплеснувшейся кровью.
Он начинал яриться. Но дива требовалось «разъяснить», а не убивать.
Всеслав встретил повторный бросок дива в воздухе. Удар сверху вниз, треск веток, и покрытое мехом и перьями тело закувыркалось, устремившись к земле.
Волка не мешкала. Бросилась, придавила лапами, ухватила челюстями за горло. Тряхнула раз, другой и третий.
Кажется, диву хватило.
…Когда Медведь спустился, сестра уже перекинулась, в человеческом облике деловито «разъясняя» дива. Заклятия спутали ему лапы, и большие жёлтые глаза глядели прямо на Таньшу – но совсем не так, как положено было бы смотреть простой нечисти на оборотня, пусть даже и сковавшего его чарами.
Див смотрел на Волку с ненавистью, как не может смотреть никакая нечисть. Они вообще не умеют ненавидеть, как не умеет ненавидеть дикий зверь. Хищник настигает добычу, но убивает по необходимости и никогда – сверх этого.
А див хотел убивать. Хотел убивать так, словно они с сестрой были ему самыми наисмертельнейшими врагами.
– Говори! – бросила Таньша прямо в мохнатую морду, которая при других обстоятельствах показалась бы и забавной, и даже милой мордочкой.
«Говори» – это она, конечно, хватила. Дивы вслух говорить не умеют, только мысленно, как почти всякая нечисть.
Всеслав положил ладонь диву на мохнатый лоб. Его собственный лоб покрывала едва запёкшаяся кровь, но о ней оборотень не думал.
– Помогай! – бросила Таньша, сдувая пот с верхней губы.
Но Медведь и без того видел то, что хотел увидеть.
У дива побывали гости. Жуткие серые тени, скользящие по самому краю ночи, с плотью из сумерек, не живые и не мёртвые. Они отдали ему приказ, они испугали его, они пригрозили ему чем-то таким, о чём даже Всеслав с Таньшей, оборотни, для которых магия – не закрытая книга, не могли и догадываться.
– Матушка Анея Вольховна, видите ли? Слышите ли?
Таньша кивнула сама себе. Тяжело держать такие чары, долго не удаётся, соскользнут, рассеются. Иначе куда как легко было бы вести слать, и Империя не смогла бы уже застичь их врасплох.
– Обкладывают нас, братец, – хрипло проговорила. – Вот и до дивов добрались… кто следующий? Домовые? Русалки? Водяники? Полевики? Лешие?
– Молли говорила о тенях… там, под Чёрной горой…
– Говорила, – мрачно согласилась сестра. – Ну, матушка Анея знает, как их упромыслить.
Див лежал, не трепыхаясь.
– И что же теперь с ним делать? – Медведь глядел на угодившую в плен к чужакам нечисть с известной жалостью.
– Ничего, – пожала плечами сестра. – Отпустим. Весть он уже передал. Те, кто его запугал, – услышали, что хотели. А больше ничего не сможет. Я позабочусь.
* * *
Даже дивы против нас, думал Медведь, когда они с сестрой вновь пустились в дорогу. Большой тракт от перевала на Дальград и Мстиславль опять становился кровавой пуповиной войны, колонны Горного Корпуса спускались со склонов Карн Дреда – во множестве.
Оборотни достигли фронта уже под вечер. Ночь – их время; они здесь, чтобы смотреть и слушать, а звериные глаза увидят куда больше во мраке, чем при свете дня.
Рокот тяжёлых машин вползал в чащу, словно ядовитый дым. И судя по тому, что он не прекращался, шли они сплошным потоком, без перерыва. После этого дива другой нечисти, попавшей под власть врага, оборотни уже не встретили, но и одного было вполне достаточно – если лесные создания, испокон веку не друзья, но и не противники, оказались на другой стороне… то тут воистину следовало поработать всем трём сёстрам Вольховнам. Да и остальным, кто наделён силой.
А ведь за Карн Дредом мы нечисть вообще не встречали, думал Всеслав, пробираясь следом за сестрой. Недальний тракт имперцев давал о себе знать угольной гарью, запахом смолы – пролитой крови свежеспиленных деревьев, неумолчным рокотом.
Это было даже не вторжение. Это было нашествие – потому что гул не смолкал, лишь усиливался.
Медведь и Волка скользили бесшумными тенями; впереди над осёдланной Горным Корпусом дорогой виднелось зарево искусственных огней. Армия Королевства не собиралась делать перерыв на ночь, войска всё шли и шли.
Даже если соберутся все князья, даже если придут все воеводы со всеми полками, и с восхода, и с полуночи, и с дальнего заката – как им остановить этакую силищу?
У кого ещё есть такая же власть над огнём, как у Молли Блэкуотер? Не зря ведь именно ей выпало сшивать-сращивать незримую цепь для усмирения подземного пламени. Многие чародеи, ведуны и ведуньи вроде бы должны это уметь – ан не получается, не выходит, не прожечь им стальную броню, или с эхом справиться не могут.
Сама старая Анея Вольховна? Ей ведь тоже в малолетстве выпало замыкать-запирать великую цепь, держащую в узде огонь Чёрной Горы. Она как-то больше по водяной части, но если надо – так огнём угостит, что не обрадуешься.
Всеслав не сомневался, что, выйди старшая из сестёр Вольховен на бранное поле, имперцам придётся солоно. Но кто, кроме неё самой, на такое способен? Вроде немало и ведунов, кому огонь подвластен; но они с ним обращаются, словно мастер кузнечный с пламенем горна – направить куда надо, что нужно – раскалить, а то и расплавить. Но неспешно, осторожно, спокойно, как и положено при серьёзной работе.
И ни у кого никогда не получалось ничего похожего на сотворённое мисс Моллинэр Блэкуотер, Девой Чёрной Воды, на поле под Мстиславлем. Есть те, у кого отпорный круг получится, да такой, что какое-то время даже снаряды выдержит – только вот чертить его полдня нужно. Есть те, кого мать сыра земля слушается, расступается, их слову покорна – да только и эти чары надо спозаранку зачинать.
Не ровня магия винтовке. Чтоб пальцем прищёлкнул, а всё вокруг уже горит и пылает. Потому и учатся в Русских землях магии долго, основательно, с толком.
А Молли Джоновна – она одна такая.
Вот и приходится остальным чародеям, вроде и в немалом числе, – тучи наводить, дороги размывать, валить вековые кедры поперёк трактов, раздвигать земную плоть так, что прочный путь оборачивается ямой-ловушкой.
И справедливо спросит пехота, что роет траншеи да рвы, возводит земляные редуты на подступах к предгорным городам – а что же вы, чародеи земель наших, что сделали вы, когда враг шёл? Где были? Чего сотворили?
