Во сне она металась и ворочалась. Комната у меня была такая маленькая, что очень скоро в ней стало нечем дышать. Вся в поту, я все-таки открыла окно и, конечно, напустила комаров. Заснуть мне так и не удалось, и с первыми лучами солнца я встала.
Теперь дурное настроение настигло и меня — лицо мне украсили три или четыре безобразные блямбы. Я пошла на кухню, Нунция стирала нашу одежду. Лила уже встала, она пила молоко и читала еще одну из моих книг — когда только успела стащить? Она подняла на меня вопрошающий взгляд и с неожиданно искренним сочувствием поинтересовалась:
— Ну, как там Пинучча?
— Понятия не имею.
— Ты что, злишься?
— Я всю ночь глаз не сомкнула, посмотри на кого я похожа.
— Я ничего не вижу.
— Это ты ничего не видишь.
— Нино и Бруно тоже не увидят.
— А они здесь при чем?
— Ты влюблена в Нино?
— Я уже тысячу раз говорила тебе, что нет.
— Успокойся.
— Я и так спокойна.
— Подумай лучше о Пинучче.
— Она твоя родственница, а не моя.
— Все-таки ты злишься.
— Злюсь. Еще как злюсь.
Было еще жарче, чем вчера. Мы пошли на море. Мое раздражение передалось Лиле, а от нее и Пинучче.
На полпути Пинучча вспомнила, что забыла полотенце, и снова устроила нам истерику. Лила шла впереди, смотря себе под ноги и не обращая на нас внимания.
— Давай я за ним сбегаю, — предложила я.
— Не надо. Я лучше домой пойду. Не хочу купаться.
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Нормально я себя чувствую.
— Тогда в чем дело?
— Ты что, не видишь, как у меня пузо торчит?
Я покосилась на ее живот и, не подумав, выпалила:
— Ты лучше на меня посмотри! У меня все лицо искусано!
Пинучча обозвала меня идиоткой и бросилась догонять Лилу.
На пляже она попыталась передо мной извиниться и пробурчала:
— Ты такая добрая, что меня зло берет.
— Я не добрая.
— Ну, я хотела сказать, ты умная.
— Я не умная.
Лила, которая всеми силами старалась не обращать на нас внимания и смотрела в сторону Форио, холодно заметила:
— Заткнитесь вы, вон они идут.
Пинучча чуть не подпрыгнула. «Жердь и Коротышка», — с неожиданной нежностью в голосе пробормотала она и принялась красить уже накрашенные губы.
У мальчиков настроение было не лучше нашего.
Нино первым делом насмешливо спросил Лилу:
— Ну что, сегодня мужья приезжают?
— Само собой.
— И чем будете с ними заниматься?
— Есть, пить и спать.
— А завтра?
— И завтра есть, пить и спать.
— И в воскресенье вечером?
— Нет, в воскресенье есть и пить, но спать только после обеда.
Я осмелилась подать голос и с напускной иронией заметила:
— Зато я совершенно свободна — не ем, не пью и спать не собираюсь.
Нино посмотрел на меня так, как будто видел в первый раз, и провел рукой по моей правой щеке, где красовался самый здоровенный укус, а потом серьезно сказал:
— Тогда завтра встречаемся в семь утра и идем в горы. А потом купаемся до вечера. Что скажешь?
Меня затопила горячая волна радости.
— Отлично, — ответила я. — До встречи в семь, еду я захвачу.
— А как же мы? — недовольно протянула Пинучча.
— А у вас мужья, — объяснил он. Слово «мужья» прозвучало у него примерно так, как если бы он сказал «крысы», «жабы» или «пауки». Пинучча вскочила на ноги и пошла вдоль берега.
— Она немного нервная в последнее время, — заметила я. — Это все беременность, обычно она не такая.
— Пойду позову ее за кокосами, — спокойно предложил Бруно.
Мы смотрели на его невысокую, но ладную фигуру — широкие плечи, узкие бедра… Он шел, уверенно ступая по горячему песку, словно солнце пощадило те песчинки, на которые он ставил ногу. Когда Бруно и Пина исчезли в направлении пляжного бара, Лила сказала:
— Пошли купаться!
53
Мы шагали к морю, я в центре, Лила и Нино по бокам. Мне трудно описать чувство полноты бытия, охватившее меня в тот миг, когда Нино произнес: «Встречаемся завтра в семь». Разумеется, мне было жалко Пинуччу с ее страданиями, но никакое ее нытье не могло отравить мне радость в ожидании долгого волнующего воскресенья. Одновременно я ощущала гордость за то, что нахожусь с людьми, которые всегда много значили в моей жизни, больше, чем родители и младшие братья и сестра. Я схватила Лилу и Нино за руки и с восторженным воплем потащила в холодную воду, подняв кучу брызг. Мы нырнули в волну, точно были единым существом, и только потом расцепили руки.
Мне никогда не нравилось с головой нырять в холодную воду, которая попадала в глаза и заливала уши. Я побыстрее вынырнула, отплевываясь, но тут же увидела, что Нино и Лила уже плывут на глубину, и поплыла за ними. Это было не так-то просто: я не умела дышать в воду. Правая рука была у меня сильнее левой, и я постоянно сбивалась с ритма, следя в основном за тем, чтобы не наглотаться соленой воды. Хоть без очков я почти ничего не видела, но старалась не выпускать их из виду. Рано или поздно они остановятся, думала я. Сердце у меня колотилось; я замедлила продвижение вперед и в конце концов остановилась, издалека наблюдая, как они бок о бок уверенно удаляются к горизонту.
На мой взгляд, они уже заплыли слишком далеко. Да и я в погоне за ними очутилась гораздо дальше от берега, чем привыкла. Лила тоже раньше никогда не заплывала в такую даль. Но сейчас она соревновалась с Нино и, несмотря на отсутствие опыта, не желала сдаваться и отставать от него.
Мне стало страшно. А вдруг ей не хватит сил вернуться? Или она почувствует себя плохо? Но Нино прекрасно плавает, он ей поможет. А что, если у него сведет ногу? Или он тоже устанет? Я огляделась. Течение увлекало меня влево. Нет, я не буду ждать их здесь, вернусь на берег. Я опустила глаза вниз, но лучше бы я этого не делала. Голубизна подо мной переходила в синеву, а синева — в черноту. В небе сияло солнце, и в его лучах поверхность воды светилась и искрила. Я вдруг осознала, что вишу над бездной и у меня нет ни одной точки опоры; мне почудилось, что снизу, из этого смертоносного колодца, сейчас появится зубастое чудовище, которое схватит меня и утянет за собой на дно.
Я приказала себе успокоиться и крикнула: «Лила!» Без очков я не видела почти ничего, да еще солнце слепило глаза. Я стала думать о том, что завтра буду целый день гулять с Нино. Я медленно развернулась, легла на спину и, подгребая руками, поплыла к берегу.
