Мое дыханье тяжело
И горек бледный рот.
Кого губами я коснусь,
Тот дня не проживет
[3], —
пел мальчик.
При этих словах Маша почувствовала, будто по плечам пробежал холодок. Она взглянула на гостей. Отец и сэр Чарльз не слушали певца, переговариваясь о чем-то. Аббат все так же, не снимая перчаток, крошил в вино все тот же кусок хлеба, что был при нем с начала ужина, тетя позевывала, разморенная обильной трапезой, а вот священник, отец Давид, смотрел на Эльвина во все глаза, словно увидел перед собой привидение.
Когда парень закончил, ему разрешили удалиться, и Маша последовала за ним.
Она догнала его у лестницы, идущей вниз, во внутренний двор.
— Постой, Эльвин!
Он оглянулся, похоже, ничуть не удивляясь тому, что дочь владельца замка вновь удостаивает беседой простого слугу.
— Да, госпожа, — ответил он холодно.
— Не называй меня госпожой. Я Мария, — ответила Маша.
— Хорошо, леди Мария. Чем могу служить?
Маше стало до слез обидно от этой холодной замкнутости и явного желания удерживать как можно большую дистанцию. Видно же, что Эльвин не такой, как другие слуги, что он слуга только по названию, а в душе наверняка настоящий рыцарь, гораздо более достойный этого высокого звания, чем его господин.
Девушка закусила губу и отвернулась, скрывая слезы. «Он не стоит этого. Нужно просто оставить его в покое. Ему не нужно ни мое общество, ни моя жалость», — в панике думала она.
— Ничем, ступай, — пробормотала Маша, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Но он не уходил, а стоял за ее спиной, словно приклеенный к каменным плитам пола.
«Я здесь госпожа, а он слуга, — в который раз напомнила себе Маша. — Я могу крикнуть на него и даже ударить, как леди Роанна, которая отвесила пощечину своей служанке. Вот сейчас обернусь и крикну, чтобы убирался отсюда и не смел больше попадаться мне на глаза».
Глаза отчаянно щипало от слез, вызванных несправедливой обидой.
— Вы плачете? — спросил Эльвин мягко и вдруг, развернув Машу к себе, отер со щек слезы своей горячей рукой. — Простите, го… Прости меня, Мария, я не хотел тебя обидеть, но до сих пор не могу поверить, что ты, баронская дочь, снисходишь до разговора с обычным слугой.
— Ты не слуга! — быстро возразила Маша. Слезы уже высохли, будто их и не бывало. — Вернее, слуга, но это же временно. Мне казалось… Мне кажется, ты особенный…
Эльвин грустно улыбнулся.
— Я еще не знаю, что будет, но ты права, мой отец действительно был рыцарем, но…
Он замолчал, и девушка заметила, что кулаки парня сжались, а между упрямыми бровями вдруг пролегла сердитая складочка.
— Что случилось с твоим отцом?
Они так и стояли у входа на лестницу, и в любой момент их могли здесь обнаружить.
Эльвин рассеянно огляделся.
— Пока я не могу тебе этого рассказать. Как-нибудь потом.
— Хорошо, — с готовностью кивнула Маша. — Я еще хотела расспросить тебя. Ты ответишь на мои вопросы?
— Если смогу. Только не здесь. Мне кажется, я слышал чьи-то шаги…
— Но я ничего не слышала, — удивилась Маша.
— Когда от этого зависит твоя жизнь, учишься слушать по-настоящему, — объяснил парень. — Возьми свой плащ и спускайся в сад, я буду ждать тебя там.
— Хорошо!
Маша взбежала по лестнице на жилой этаж и, достав из сундука плащ, побежала вниз. По пути ей встретилась Берта. Девушка, как никогда, казалась похожа на призрак, глаза ее были широко раскрыты, а взгляд остекленел.
Маша хотела было спросить, что с ней, но времени не было: в саду ждал Эльвин, не стоило разрушать только что завязавшуюся беседу — кто знает, вдруг в следующий раз он снова окружит себя непробиваемой ледяной стеной.
Выбежав в сад, Маша остановилась, оглядываясь. Парня нигде не было видно. В недоумении она пошла между темными деревьями, и вдруг кто-то схватил ее за руку.
Девушка вздрогнула, но не успела закричать, услышав знакомый голос.
— Тсс! — прошептал Эльвин. — Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Негоже госпоже якшаться со слугами.
Маша кивнула и отступила в тень.
— Ты кого-то боишься? — напрямик спросила она парня, видя, как напряженно он всматривается в темень.
— Лучше быть настороже. Я слишком долго жил в военном лагере, чтобы не знать, как обманчив покой.
— Но здесь же замок! Солдаты и толстые стены!
Сад был полон звуков: чуть слышно шелестела листва, копошился в траве какой-то ночной зверек, поскрипывали ветки деревьев… Все вокруг казалось напоено покоем и негой.
— И все равно мне не нравится здесь, — покачал головой Эльвин.
— И тебе тоже!
Он кивнул.
— Не знаю, откуда взялось это чувство, но в вашем замке что-то неладно…
— Ты специально спел ту балладу про мертвеца? А видел, как на тебя смотрел наш священник? — снова спросила Маша.
Эльвин помолчал.
— Видел, — наконец произнес он. — А еще слышал, как идет служба в вашей церкви. В Иерусалиме я жил у рыцаря, прибывшего из Лангедока, поэтому знаю провансальский диалект. Он похож на латынь, по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы разбирать слова церковной службы. Возможно, я не слишком усерден в служении Господу, однако могу понять, что молитвы, которые читают в вашем замке, искажены.
— То есть как? — удивилась Маша.
— Там переставлены слова, поэтому служба лишена божественной святости, — нехотя признался Эльвин.
— Может, священник просто перепутал? — предположила Маша.
— Возможно, — Эльвин пожал плечами, — английские священники иногда неграмотны, не знают латыни и заучивают тексты наизусть, не понимая их смысла. Отсюда может пойти искажение. Но нельзя упускать из вида, что такое может быть сделано нарочно…
— Но как и зачем…
Маша недоговорила, потому что в этот момент вдруг послышался слабый крик и что-то тяжелое рухнуло неподалеку от них.
Эльвин тут же бросился вперед, и Маше, боящейся остаться одной в темноте, не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
У подножия замка темнел какой-то предмет, и, только подойдя совсем близко, Маша поняла, что это человеческое тело…
Нагнувшись, она разглядела распущенные длинные волосы и смутно белевшее в темноте лицо. Рука девушки коснулась чего-то влажного и липкого. На пальцах чернела чужая кровь.
