— Мария, клянусь Господом, скоро вас назовут прекраснейшей! И горе тому, кто решит с этим поспорить! — объявил сэр Чарльз, оглядываясь по сторонам и жадным взглядом пытаясь отыскать среди собравшихся спорщиков.
Маша не отвечала, да рыцарю и не требовалось ответа — ему вполне хватало ощущения собственной непобедимости.
— Ты славный рыцарь, сэр Чарльз, клянусь Гробом Господним! — произнес барон, поднимаясь со своего места. — Выпьем за тебя, достойного наследника великих предков! И я надеюсь, что вскоре… Впрочем, рано пока об этом. За тебя, сэр Чарльз, и пусть твоя рука будет всегда тверда!
Рыцари загалдели, послышался стук тяжелых кубков.
Кажется, всеобщий восторг распространился повсюду, не затронув только Машу. Она тоскливо оглядела собравшихся и наткнулась на столь же, а то и еще более угрюмый взгляд.
Господин аббат, приехавший, как всегда, вечером, уже после окончания турнира, и из скромности разместившийся в тени, на самом дальнем конце стола, смотрел на героя дня тяжелым мрачным взглядом.
— Отчего ты, племянница, сидишь с таким лицом, будто проглотила лягушку? — шепотом поинтересовалась леди Роанна, сидевшая слева от девушки, справа от нее разместился сэр Чарльз.
— Голова болит, здесь слишком шумно, — нехотя ответила Маша.
Тетушка взглянула на нее укоризненно.
— Я в твои годы была не такой, и у меня никогда не болела голова в присутствии отважных рыцарей, — заявила она, откусывая половину от запеченной перепелки и запивая мясо большим глотком вина. — Можно подумать, будто тебе не нравится все это.
— Нравится, тетушка, благодарю вас. Позвольте только я ненадолго выйду, подышу свежим воздухом.
Не дожидаясь позволения, Маша встала из-за стола и вышла из зала. Вслед неслись громоподобные рокоты смеха и восторженные выкрики.
Девушка поспешно шла прочь, почти не разбирая дороги. Она ужасно устала и чувствовала себя в зале не на своем месте. Уж и вправду лучше бы вернуться в школу. Она впервые за долгое время с тоской подумала об уроках, домашних заданиях и даже контрольных. Все это казалось ей теперь едва ли не раем…
— Миледи Мария, — послышался из тьмы коридора тихий голос. — Умоляю меня, простите, я был бессердечным чудовищем, когда не посочувствовал вам по поводу болезни вашего отца. Как бы там ни было, грехи отцов да не падут на головы детей, и мне не хотелось бы, чтобы вы расстраивались.
Маша шагнула и заметила Эльвина. Он стоял, прислонившись к стене, кутаясь в темный плащ.
— Что тебе сделал мой отец? — спросила она, становясь напротив него и пытаясь разглядеть в сумраке выражение его лица.
— Мне — ничего, — ответил парень, упрямо наклоняя голову.
— Ну хорошо, не хочешь — так не хочешь. Прощай!
Маша развернулась и быстро зашагала прочь.
— Постой!
Эльвин догнал ее и робко дотронулся до рукава.
— Это… это дело чести. Я все еще не готов рассказать тебе об этом, но однажды обязательно все объясню. А пока… пока я хотел сказать, что проследил за отцом Давидом.
— Да? — Маша с любопытством обернулась. — И что же?
— Увы, наши подозрения, кажется, находят подтверждение. Пойдем со мной, и ты в этом убедишься.
— Пойдем, — кивнула Маша, направляясь к лестнице, ведущей вниз.
На ее плечи опустился мягкий плащ, все еще хранящий чужое тепло.
— Это тебе, а то замерзнешь, — небрежно сказал Эльвин, спускаясь по ступеням.
— А ты…
— Я привык.
Они вышли из замка. На темном небе бледным пятном сияла полная луна. Сегодня в ней было нечто тревожное и вместе с тем завораживающее.
— Как красиво, — выдохнула Маша, останавливаясь на ступеньках.
— Сегодня особенный день. В полнолуние особенно сильны потусторонние силы, — тихо отозвался Эльвин. — Будь осторожна и не отходи от меня ни на шаг. У меня есть освященный у Гроба Господня корд
[4]. Он может спасти нас.
Маша хотела спросить, действительно ли парень верит в оборотней и прочую нечисть, но промолчала.
— Идем, — Эльвин взял ее за руку, и Маша вздрогнула от прикосновения его пальцев. Тепло руки юноши обжигало ее огнем.
— Пойдем…
Не говоря больше ни слова, они приблизились к церкви, и Эльвин стал обходить ее со стороны стены. Остановившись у небольшого окошка, он поманил к себе Машу. Она подошла. Окно было затянуто тканью, но часть ткани отошла, оставляя небольшую щель, сквозь которую можно было заглянуть внутрь.
Девушка посмотрела на Эльвина. Тот приложил палец к губам и кивнул.
Чувствуя, что у нее подгибаются колени, Маша прильнула к щели. В нос ей ударил странный тяжелый запах.
Девушка пригляделась. Сначала она не могла ничего разобрать. В маленьком глухом, как келья, помещении было едва ли не темнее, чем на улице. На противоположном конце от окна стоял стол. На нем едва теплилась лучина, помещенная в глиняную плошку. На столе лежало нечто темное, над которым склонялась облаченная в черное одеяние фигура.
Фигура, в которой Маша, скорее интуитивно, узнала отца Давида, немного отступила от стола. В руках у священника был нож, на мгновение блеснувший в воздухе и опустившийся вниз. Неторопливо, будто занимаясь обыденной скучной работой, отец Давид резал лежащее перед ним человеческое тело.
Маша с ужасом вгляделась внимательнее. Длинные волосы, свешивающиеся через край стола, не оставляли места для сомнений: священник истязал тело несчастной Берты!
Так вот откуда этот странный запах! Господи, что же там происходит?!
Тошнота нахлынула к горлу, выворачивая наизнанку. Девушка сдавленно застонала, и Эльвин тут же схватил ее за плечи и, повалив на землю, крепко зажал рот.
Маша лежала на холодной земле, чувствуя себя ни живой ни мертвой. Тихо скрипнула дверь. Чуть повернув голову, девушка увидела, что на пороге появился отец Давид. Несколько минут он напряженно озирался по сторонам, но высокая трава, росшая у стены и еще не успевшая пожухнуть, надежно заслоняла их от его взгляда.
— Тихо! — прошептал ей в ухо Эльвин.
Маша и сама боялась даже пошевелиться, только испуганной птичкой колотилось в груди сердце.
Постояв на пороге пару минут, отец Давид вернулся в помещение и плотно закрыл за собой дверь.
Выждав еще немного, Эльвин поднялся на ноги, осторожно прокрался обратно к окну, но тут же вернулся.
— Он закрыл занавеску. Щели больше нет, — прошептал мальчик.
Несмотря на то что на ее плечи был наброшен теплый плащ Эльвина, Маша чувствовала, что ее начинает трясти, словно в ознобе. Неужели перед ними чудовище! Подумать, сколько времени отец Давид обманывал несчастного барона! Или…
