Никита хотел что-то сказать, но передумал. Ребята дружно выскочили из машины и побежали к яблоне. Я вообще-то собиралась просто осмотреть место, но решила – раз уж здесь такая традиция, не буду ее нарушать. Поэтому взяла свою резинку для волос, сплетенную из черной бархатной ленты, обшитой бисером, расплела ее и побежала за ребятами.
Яблоня росла на склоне небольшого холма – корявое, невзрачное дерево, но многочисленные корни там и тут выглядывали из земли. И самым любопытным было то, что половина веток яблони были живыми, хоть и корявыми и покрученными, носившими следы давних увечий и изломов – похоже, яблоне пришлось немало побороться за выживание. С другой же стороны ветки были мертвыми и обломанными. Наполовину живое, наполовину мертвое дерево. Естественно, ленточки украшали живую половину.
И прямо из-под ее корней брал начало тот самый ручей, возле которого остановилась наша машина.
Я наклонилась над водой – она была хрустально-прозрачной, журчала, заманчиво переливаясь под лучами солнца.
Что-то блеснуло на дне.
– Глядите, там деньги! – закричал Колька. И правда, песчаное дно ручья было усеяно россыпью монет. Я заметила и современные, и старые советские, и даже мелькнуло что-то похожее на дореволюционный пятак.
– Вот это клад!
Лилька выгребла из кармана мелочь и бросила в воду:
– Вот тебе, яблонька, на память, расти большая-большая!
Я оглядывалась по сторонам. Ничего странного вроде бы не наблюдалось, если не считать такого удивительного отношения к этому месту. Зачем здесь цепляют эти ленточки, зачем бросают монеты? Непонятная какая-то традиция…
Кулон мой вроде бы успокоился, но нет-нет да и давал понять легким покалыванием – не все здесь хорошо, не все…
Колька наклонился, собираясь зачерпнуть ладонью воды из ручья, но Наташка шлепнула его по руке:
– Нельзя пить из непроверенных источников!
– Так ведь чистая родниковая вода…
– С чего ты взял, что она чистая? Вдруг этот родник бьет откуда-то из-под кладбища или в нем кого-то утопили? Зря, что ли, тут ленточки вешают!
Хм, а ведь она права, подумалось мне. Может, здесь и правда кого-то поминают таким образом?
– Ну ладно, – отмахнулся Колька. – Мы пришли сюда повязать ленточки. Давайте, у кого что.
Он ловко оседлал самую толстую ветку яблони прямо над ручьем, наклонил к себе высоко растущий молодой побег и повязал на нем в ряд наши подношения. После чего отпустил побег, тот распрямился, и на нем разноцветными флажками взметнулись красная ленточка Наташки, зеленый и синий носовые платки мальчишек, бежевая шейная косыночка Лильки и моя черная лента, расшитая бисером.
– Странное дело, – задумчиво проговорил Никита, когда мы уселись обратно в машину. – Никогда раньше у меня такого не было, чтобы с дороги сбился. А тут – дважды подряд сворачиваю к этой чертовой яблоне, хотя надо было свернуть на предыдущем повороте. Первый раз ошибся, когда вез сюда Никину маму. А теперь опять то же самое, как заговорил кто! Ну что ж, сейчас вернемся на основную трассу и свернем куда надо.
– А что это за яблоня, зачем эти ленточки? – спросил Егор, доставая пакетик леденцов.
– Говорят, это очень нехорошее место. И если случайно приходится там останавливаться, то надо лоскутик какой повесить, монеток в ручей бросить. Чтобы задобрить кого-то там и отвести от себя беду. Это я краем уха слышал, подробностей не знаю.
– Вот так дела, – округлила глаза Лилька. – А я думала – на счастье…
– Спастись от беды – это знаешь какое счастье! – эмоционально ответил наш водитель. – И чего меня туда понесло, как я мог спутать? Только когда эту яблоню увидел, тут и понял, что ошибся…
Наконец он вырулил на основную трассу, а потом, спустя пару минут, свернул с нее на лесную дорогу, ничем не отличимую от предыдущей. Разве что никаких яблонь с ленточками там не было.
Вскоре лес расступился, и впереди замаячили крыши домов. Никита подъехал к краю поселка и остановил машину у невысокого деревянного забора, за которым виднелись пышные заросли малины.
– Вот и приехали!
За зеленой резной калиткой простирался просторный, поросший спорышом
[2] двор, в глубине которого между густыми кронами плодовых деревьев белели стены аккуратного старого домика.
Никита помог нам внести во двор вещи, вынул из-под крыльца ключи, торжественно вручил мне и быстро уехал. А мы остались.
Лилька первым делом побежала в дом обустраивать быт своим питомцам, а Наташка оглядела двор и довольно заявила:
– Ура! Здесь можно в футбол играть!
Что и говорить, футбол Кремнева обожала, играла при любой возможности, причем не хуже мальчишек.
– Боюсь, Наташа, это будет проблематично, – ответил Колька, обходя дом сбоку. – Долго мячик доставать придется.
Тогда мы с Кремневой двинулись за ним и увидели то, что скрывали деревья. Оказалось, двор только с одной стороны был ровный, а ближе к дому круто спускался вниз. Эта часть двора была началом склона огромной балки, по дну которой среди зарослей камыша бежал широкий ручей. А дом стоял не на ровном месте, а как раз на этом склоне. И если с нашей стороны он казался одноэтажным, то со стороны склона этажей имелось целых два. И хотя дом был отгорожен от балки покосившимся высоким забором, но Колька все-таки был прав – играть в футбол здесь не стоило.
Мы спустились по склону до этого забора. Вид отсюда открывался великолепный: балка, явно бывшая когда-то руслом обмелевшей реки, уходила вдаль и терялась среди лесов, а где-то ближе к горизонту, в том же направлении, искрилось на солнце большое синее озеро. Чуть дальше, за озером, возвышался золотой купол церкви.
Я повернулась, подняла глаза на дом. С этой позиции он казался слишком высоким.
– Прямо замок на скале! – улыбнулась Лилька, сбегая к нам по склону. – И котам здесь понравилось!
– Да, в футбол не поиграешь! – вздохнула Кремнева. – Но ничего, найдем какой-нибудь стадион или площадку.
– Ты прямо сейчас собираешься? – осведомилась я.
– Нет! Сейчас я собираюсь идти купаться на озеро! – требовательно заявила она.
– Перекусить бы… – заныл Колька, но Наташка категорично перебила:
– Вот на пляже и перекусим.
Ну, начинается утро принцессы! То есть не утро, а уже скорее вечер, а нам надо было еще устроиться, разложить вещи, приготовить что-нибудь поесть. Я открыла рот, чтобы высказаться на сей счет, а вместо этого вырвалось:
– Ну… пошли.
И мы пошли. Даже не осмотрев толком дом изнутри и не разобрав вещи.
