Набережная оборвалась вдруг, быстро закончилась нагромождением каких-то каменных глыб у самой воды и мятых металлических емкостей, затем асфальт прервался, машина запрыгала по колдобинам, колея едва проглядывалась, поросла травой, определенно эту колею давно забросили из-за ненадобности либо по другим причинам. Справа за каменными глыбами — поросший сплошным кустарником и деревьями неровный берег реки, впереди — затянувшаяся густыми травами поляна, слева — лес.
Катюха на минуту оторопела: колея дальше пропадала, дорога сошла на нет, оставалось только повернуть назад. Притормозила, вглядываясь сквозь лобовое стекло, зеленый ковер укрыл все, отпустила педаль тормоза и решительно поехала по поляне, оставляя за машиной примятую и раздавленную траву. Поляна спускалась к воде пологим склоном. Остановила «жигули» перед полосой хаотично растущего кустарника, заглушила мотор.
Выпрыгнули из салона — трава по грудь. Раппопет снова угодил в крапиву. Заворчал, чувствуя ожоги. От реки потянуло прохладой. Ноздри затрепетали от ощущения свободы. Радовались, что вырвались из города. Пошли к реке. Ноги путались в траве, обо что-то запинались, куда-то проваливались, но это было уже не важно. Крапива обжигала не только Андрюху, девчата пищали, а репейник цепко впивался в одежды — не оторвать. Вода была спокойной, но со свинцовой тяжелой синью. Для рыбака милое дело посидеть у тихой воды с удочкой в руках. Ему наплевать, свинцовая гладь воды либо сверкающая рябь. Малкин вздохнул: без удочек — нет рыбы и нет ухи. Кастрюля — без надобности. Раппопет сосредоточенно притоптал траву под ногами:
— Придется по огородам шуровать. Не пропадать же чужому добру на корню, да и нам не околевать с голодухи. Стемнеет — двинем в ближайший огородишко, ковырнем. Я присматривался из машины, у них там грядок полно, наверно, морковка, свекла, огурцы, может, еще какая съедобная дребедень. Разживемся зеленью. Какая-никакая — еда все-таки. Подножный корм. Хлеба не мешало бы, но, увы, булки на грядках не растут. И это очень плохо. О чем думают селекционеры, чем занимаются? Лишить бы их воскресного отдыха, чтобы мозгами лучше думали.
— Пацаны, покумекайте лучше над браслетами, пока не стемнело, — попросил Лугатик, поднимая руки над травой. Лицо виноватое, кособочился, стыдясь собственного положения. Любитель хорохориться теперь не похож на себя. — Окольцевали, изверги, глазом не успел моргнуть, вмиг обтяпали. Ловко у них получилось, проворные оказались, не смотри, что пятками вперед топают. Если бы не вы — хана мне. Воронок ждал. Упрятали б, куда и сам не знаю, где Макар телят не пас. А может, с Карюхой запечатали бы, хотя сомневаюсь, белых халатов на этот раз не было, и полиция с другими физиономиями. Впрочем, хрен редьки не слаще. Подумайте, парни, как снять.
Вернулись к машине. Катюха открыла багажник, показала Раппопету на сумку с инструментом. Раппопет наклонился, пошарил в ней, среди ключей нащупал отвертку, повертел в руках, бросил назад, выпрямился и пожал плечами. Ничего подходящего, покачал головой, с сожалением почесал затылок:
— Короче говоря, дела как сажа бела. Ножовка нужна. Но где взять? Так что куковать тебе, Володька, до лучших времен. Подаваться надо из этого города куда глаза глядят. Отобьем Карюху — и поминай как звали. Плохо, что ты теперь недееспособный, без тебя будет тяжеловато. Хотя и от тебя в последнее время толку никакого. Тебя тут пинают, как котенка. Прессуют по полной программе. То асфальт бороздить носом заставляют, то браслеты в магазине навешивают, — вспомнил, что и самому доставалось по первое число, покривился, подергал локтями и буркнул: — Не везет нам в этом городишке. Не знаешь, что в следующий миг произойдет. Сматываться надо.
Катюха захлопнула багажник и опять спустилась к реке. Сделала несколько шагов вдоль берега и увидала сбоку крупную собачью морду, торчащую из воды. Собака затаилась, наблюдая за девушкой. Она вздрогнула от неожиданности, замерла, удивленно заметила еще несколько подплывающих морд, а затем отвлек посторонний шум. Трава вокруг пришла в движение, зашуршала, и макушки, как в истерике, замотались в разные стороны. Из нее выставились новые собачьи морды с оскалами и настороженными глазами. Катюха испугалась, откуда столько собак, и медленно повела правую ногу назад, но стоило только слегка попятиться, как собаки из воды и сквозь высокую траву угрожающе двинулись к ней. В горле у девушки пересохло, в коленях появилась вата. Ощетиненный вид псов ничего хорошего не сулил. Свинцовые немигающие глаза парализовали. Хотела закричать, но голос вдруг осип, с губ сорвалось бессвязное завывание. Парни тоже обнаружили, что кусты и трава кишмя кишели собаками. Их, казалось, так много, как много травы на поляне. Агрессия и враждебное рычание. Столбняк прошелся по людям. Окружали. Не было времени раздумывать, казалось, все готово было сорваться в пропасть, лететь в тартарары. Ванька Малкин опомнился раньше других:
— К машине, бегом, — выдохнул он.
Все сорвались с места, оставив собак в замешательстве. Забились в автомобиль, захлопнули дверцы. И тут же стая огромных псов плотным кольцом окружила «жигули», несколько собак запрыгнули на капот и багажник, через стекла на людей уставились клыкастые оскалы, раздутые ноздри, густые слюни жирно текли из раскрытых пастей и падали на стекло, как расплавленный свинец.
— Это еще что за напасть? — с трудом выдавил Лугатик. — Только этого не хватало. Что вы скажете? Их тут целая пропасть. Они же могут запросто задрать. Одичавшие собаки, я слыхал, хуже волков. Те на людей нападают в крайних случаях, а у этих каждый день может быть крайний случай. Тем более что такой огромной своре прокормиться надо. Вы представляете, сколько им всем жратвы требуется? Вагон и маленькая тележка. В один момент разорвут и фамилию не спросят. Говорят, одичавшие собаки жрут человеческое мясо за милую душу.
У Катюхи от мрачных слов Лугатика зуб на зуб не попадал. Она зажмурилась, пальцы левой руки побелели, вцепившись в руль, правая рука дрожала и сновала от замка зажигания к рычагу переключения скоростей, а ноги путали педали. Раппопет ошалело щерился в ответ собакам, дескать, попробуйте, возьмите, возился на сидении, кривился, приближая лицо к стеклу и грозя кулаком изнутри. Прямо против него на капоте сидел молодой крупный лохматый пес, весь в репьях, с отвислыми губами, желтыми огромными зубами, и въедался в него неприятным пугающим взглядом. Потом ударил тяжелой грязной лапой по стеклу, заставив Раппопета отпрянуть и вжаться в глубину сидения. Вспомнились слова горожанина: «Собаки зубасты и опасны», и Раппопет подумал, что теперь не возражал бы против такого утверждения. Он был уверен, что не будь между ним и псом лобового стекла, тот давно вцепился бы ему в горло. Эта мысль обжигала спину и грудь испариной. Уж лучше по городу неприкаянно мотаться, все-таки среди горожан, чем торчать на одном месте в окружении одичавших псов.
Катюха нервно посигналила, но собаки даже ухом не повели. Тогда девушка попробовала тихо тронуть машину назад по наторенному следу, задний бампер уперся в псов, те заскулили, завизжали, залаяли, но не убрались. Кольцо вокруг машины сомкнулось плотнее. Несколько собак разъяренно ударили своими телами по кузову автомобиля, намеревались перевернуть, заскочили на крышу и когтями заскоблили по стеклам.
