Но замкнутое пространство для ее натуры — плохо. Она любит простор. Есть в ней что-то древне-татарское, запрыгнула бы на дикого степняка, зажала б ногами бока, плеткой по крупу — и ну с гиканьем в степь широкую, объезжать упрямца. Впрочем, она сама как необъезженная лошадь, попробуй тронь, не только взбрыкнет, но лягнет так, что искры из глаз. И вот, нате вам, без труда посадили на привязь.
Нет, ничего невозможно предугадать. Уймища гадателей и прорицателей издревле бродили по дорогам и тропам, читали судьбы, открывали страницы неведомого. Теперь они называют себя экстрасенсами, да только ей от всех них ни тепло, ни холодно. Были б они под боком, может, заглянули бы в ее будущее, успокоили либо дали подсказку, однако нет их рядом, и она как ежик в тумане. Ау, помогите, ау! Только и остается на мух смотреть да выслушивать бредни двух антагонисток с соседних кроватей.
Настоящий стержень в человеке можно увидеть лишь в экстремальных ситуациях. Вот любопытно теперь посмотреть, как сейчас ведут себя ее приятели? Впрочем, отчаиваться не стоит, еще увидит. Непременно увидит. Не будет же она бездеятельно сидеть тут с этими двумя ненормальными. Конечно, сбежит, уверена в этом, все для этого сделает, не на ту нарвались.
Между тем Сашка выразительно глянула на нее:
— К тебе тоже относится. Не лежи, как выжатое мочало. Пошевеливай, поднимай зад. Потяни цепочку.
Карюха послушно схватила цепочку левой рукой и дернула на себя. И оторопела от неожиданности: цепочка вдруг легко отвалилась от стены, и конец упал на пол возле кровати. «Нет, друзья мои, подыхать от голода не стоит, вообще думать об этом преждевременно». Потянула второй конец, надеясь сорвать с правой руки наручник, но ничего не получилось, лишь вокруг сустава очертилась красная, налитая кровью полоска, вопросительный взгляд упал на Сашку, но та выскользнула за дверь, качнув небольшими бедрами.
И тут же с кровати сорвалась Анька, сноровисто подскочила, дыхнула в лицо Карюхе солоноватым запахом, похожим на запах дымящейся крови зверя, являя острые крепкие зубы:
— Не удивляйся. Это магнитный замок, отключается пультом, — шепот больше походил на шипение. — Надо идти, а то останемся без еды. Здесь это запросто. Будешь выпендриваться — с голоду опухнешь. Я уже кое-чему научилась. Здесь надо все успевать и быть прилежной. Держись возле меня.
— А цепь? — заикнулась Карюха, подбирая с пола цепочку и поднимаясь с кровати. — Не тащить же ее в руках. Почему нельзя отцепить совсем? Это унизительно, черт возьми. Как будто на поводке.
— Не переломишься, — выдохнула Анька, — цепь легкая. Все тягали до тебя, и ты потаскаешь. Топаем.
Голодной ворочаться в постели Карюхе не хотелось, однажды уже неудачу с едой испытала — второй раз было слишком. Правда, после первого раза оказалась в этих стенах и неизвестно, что может произойти после второго раза. Но все-таки доверилась Аньке, сжала в руке цепочку и шагнула к двери. Машинально оглянулась, ища взглядом, что бы накинуть на себя, но увы. Голые стены, голые спинки кроватей. Правда, есть простыни. Но ни Сашка, ни Анька не упаковывают себя в простыни, тогда зачем ей быть белой вороной? Выпрямилась и грудью вперед выпорхнула через красную дверь следом за Анькой.
Оказалась в длинном коридоре с чередой дверей на две стороны и с окнами по концам. Двери снаружи одинаковые, покрашенные в черный цвет, без номеров, табличек, обозначений. Стены размалеваны всеми цветами радуги, а потолок черный, как двери, и пол выстлан тоже черной крупной плиткой. На потолке тусклые светильники. Больше ничего примечательного, да, в общем, не время было в настоящий момент рассматривать примечательности, хотя бы главное ухватить: в какую сторону бежать, когда наступит час. Она бы прямо сейчас сорвалась с места, но это глупо, неизвестно, куда какая дверь приведет, и потом: что дальше, вот так, голой и голодной, по улицам носиться?
Появилось ощущение, что черный потолок с черным полом раздавливают, как цыпленка табака. Начинаешь пригибаться, уменьшаться, сжиматься, чтобы стать незаметной. Накатило так, что с трудом сохранялся прежний независимый уверенный вид.
Анька в коридоре мгновенно перевоплотилась, развернулась, раскачивая пышной грудью, и ловко двинулась вперед задом, а на лице застыла блуждающая театральная улыбка.
— Ты чего, Анька, никого же нет, — прошептала Карюха и на всякий случай посмотрела вокруг. — Развернись лицом вперед.
Анька не отвечала, но неотрывно смотрела Сашке в глаза, странно улыбалась и проворно шаркала босыми ногами по полу.
Коридор был пуст. Ни одной живой души. Хотя за минуту до того, как выйти в этот коридор, Карюха предполагала, что за дверью обязательно снуют спинами вперед белые халаты.
Последнюю слева дверь Анька толкнула плечом.
Карюха шмыгнула за Анькой и очутилась в просторном помещении. Внутренняя раскраска помещения не отличалась от той, которая была в коридоре и в палате. Но размеры втрое больше палаты. Три решетчатых окна. Прямо в лицо солнечные лучи. На подоконниках какая-то странная зелень в горшках, напоминающая кочки на болотах. На полу — пестрая цветная плитка, нагретая солнцем, подошвы ног Карюхи ощущали это тепло.
За окнами что-то звучно брякнуло и зазвенело. Посмотреть бы, однако взгляд Карюхи наткнулся на пятнадцать-двадцать пар глаз голой гетерогенной публики, топтавшейся с тарелками в руках вокруг одного большого круглого стола с едой.
Стол был массивный, из желтого дерева, на трех толстых резных ножках, связанных между собой резными элементами. Глаза Карюхи скользнули по блюдам: черт возьми, чего тут только не было! Даже не верилось. Посередине стола два огромных блюда с мясом и рыбой, рядом блюда с холодными нарезками, грибами, зеленью. Затем — гарниры, кондитерские изделия, фрукты, соки, кофе, чай, сладости. Не оторвать взора.
Запах одуревающий. Ноздри затрепетали. Желудок заурчал мажорно. Ноги готовы ринуться к столу.
Стульев не было, голая публика жевала пищу стоя. Ребят больше, чем девушек. В первый миг это смутило, подмышками обдало жаром, глянула на Аньку и как та молча заморозила улыбку на лице, уверенно шагнула к столу.
Ребята вяло зашевелились, что-то бубня в ее адрес. Но в этом бормотании Карюха уловила нормальную речь, заметила у некоторых в руках цепочки. Невольно вспомнила своих спутников, от которых ждала помощи, не подумав, что те тоже могли угодить сюда. Поежилась, пятнистая раскраска стен вдруг стала раздражать. Взяла со стола пустую тарелку с вилкой и, как все, положила еду из общих блюд.
Ребячьи глаза косились на нее, выхватывали отдельные части тела. Бурчание под нос продолжалось под общее усиленное жевание.
Карюха вспыхнула:
— Ну, чего коситесь, недотепы? Жуйте лучше! Не подавитесь! А то за просмотр деньги брать буду.
Девушки были безразличны, как к привычной обыденности.
Сашка переминалась тут же, никого не замечала, в том числе Карюху, орудовала вилкой, не выделяясь из толпы. Анька — точно так же.
