И очень скоро стрельнуло в мозг. Через кратчайший миг, в
котором три-пять десятков оборотов этой планеты вокруг ее центральной звезды.
Таких же мгновенных, как обороты электрона вокруг атомного ядра.
Ничего не видя вокруг себя от горя, я поднялся почти на
ощупь, старый и дряхлый в своем теле тридцатилетнего, что неизбежно –
неизбежно! – скоро превратится в гадящую под себя развалину, а я так и
буду в нем, заключенный навеки… на тот остаток мгновения, которое…
Огонь вспыхнул с громким хлопком, ожег пальцы. Это я
чересчур долго подносил спичку к горелке, а кран уже открыл. Если бы зазевался
надольше, то мог бы и не дожить до дряхлости. Тьма и холод наступили бы сразу.
– И все-таки, – сказал я дрожащим голосом, –
я есть… Триста миллиардов сперматозоидов мчались к яйцеклетке, но врата
открылись только одному! Значит…
Та доктрина христианства, мелькнула в голове горячечная
мысль, что человек рождается уже грешным, в новом учении должна звучать примерно
так: человек рождается уже должным. Обязанным. Призванным! Ибо если именно я
сумел обогнать всех, внедриться в яйцеклетку и дать ей жизнь, то на меня и
падет вся ответственность. Остальные триста миллионов погибли для того, чтобы я
сумел, достиг, свершил…
В комнате раздался резкий звонок. Я подпрыгнул, кофе из
джезвы плеснул на синюю корону пламени. На миг погасло, но послышался хлопок,
горелка вспыхнула, только с одного края венчик был ниже, а пара дырочек
выпускала со свистом газ, я сразу же уловил опасный сладковатый запах.
Звонок повторился. Мне бы заняться горелкой, но, повинуясь
алгоритму, метнулся к телефону, рука заученно подхватила трубку:
– Алло?
Густой сильный голос прогудел из мембраны:
– Привет, Егор. Как жизнь?
– Терпимо, – пробормотал я. – А как ты?
– Да так… Мы с Настей идем по твоей улице. Были в новом
универсаме, что открылся на перекрестке… Там, кстати, очень хорошее шампанское!
И совсем недорого. Настя уговорила меня взять пару бутылок… Ну, ладно-ладно, я
ее уговорил…
Я оглядывался на раскрытую дверь кухни, а мой разумоноситель
ответил на привычных алгоритмах:
– Шампанское? Да еще на халяву? Давай, не проходи мимо.
У нас там вместо кодового замка теперь домофон, набирай номер моей квартиры… К
шампанскому что полагается?
В трубке хохотнуло:
– Шампанское хорошо и без приложений. Оставь эту
русскую привычку обязательно закусывать.
Послышался щелчок. Я посмотрел в мембрану, как обычно
смотрят на губы говорящего. Кроме звуков, есть еще мимика, а по сжатым или
распущенным губам понимаем больше, чем по самим словам.
Посмотрел, меня отбросило, словно я ощутил сильнейший удар в
лоб. За ровной решеткой мембраны страшно чернеет космос. Прямо от зубчиков
уходит вдаль жуткое пугающее пространство бесконечности. Меня осыпало холодом,
пальцы едва удерживали трубку, тяжелую, как Баальбекская плита. Вздрагивая, я с
усилием попытался рассмотреть искорки звезд, но из черноты на меня смотрела
только смерть.
– Почему? – прошептал я. – Почему?
На кухне пахло газом. Постучал по горелке, накипь осыпалась,
огоньки вспыхнули с прежней силой и со всех сторон железного закопченного
венчика. Форточка открыта, о взрыве можно не беспокоиться…
О чем я думал? Ах да, проблемы Добра и Зла теперь смотрятся
совсем иначе. Добро – то, что позволяет развиваться. Кристаллам, амебам,
человеку, Вселенной, обществу. А Зло – что замедляет, тащит в инстинкты, в
небытие, в упрощение.
Вселенная же постоянно расширяется, усложняется, в ней
появляются новые элементарные частицы, новые сочетания атомов, новые структуры,
новые существа. Добро, в принципе, победит обязательно. Но в отдельных звездных
системах, на отдельных планетах, в отдельных странах, отдельных общностях и
человечках Зло может побеждать.
Даже в масштабах Вселенной Добро натыкается на трудности:
надо ж еще переломить сопротивление косной материи! А сопротивление Ничто,
Небытия? Итак, борьба Добра и Зла до самых сложнейших образований, как духовная
жизнь человека, его внутренний мир, идеология, философия, новые пути познания и
овладения…
Да, завернул я круто, голова трещит, словно мокрая простыня
на морозе.
Кофе допивал большими глотками, а когда раздался звонок
домофона, заковылял с чашкой в руке.
– Леонид?.. Открываю.
Щелчок, попискивание, я успел помыть чашку, когда в прихожей
раздался звонок. Леонид улыбался, улыбалась Настя, но мое сердце замерло, а
губы застыли как в открытом космосе: за ними я увидел черноту небытия.
– Рад вас видеть, – говорил разумоноситель, –
проходите… Давай шампанское в холодильник… Да сразу в морозилку, у меня там
восемнадцать по Цельсию… Ага, чтобы пробкой потолок разбило?..
Пока мы с Леонидом пробовали новые программы: теперь каждый
в состоянии лепить компьютерные игры любого направления, жанра и сложности,
Настенька с удовольствием оккупировала кухню. У здешних существ планеты две базовые
радости: есть и размножаться, что вылилось в создание сложной кулинарии и
разветвленной школы сексуальных ритуалов.
С кухни потянуло вкусными запахами. Звякала посуда, вода
прожурчала в чайник, донесся смех Насти, явно не туда повернула кран, тот у
меня с придурью.
Леонид оглянулся, сказал тихонько:
– Хоть это ее отвлечет… Понимаешь, совсем свихнулась на
чтении старых мудростей… Ну, предсказания египетских жрецов, нострадамусов,
халдеев. Так туманно, что толковать можно как хочешь! Но даже когда ясно о
грядущем нашествии саранчи, столь частой в те годы, то нынешние придурки
находят предсказание атомной бомбы, экологических бедствий, нашествия мутантов
и даже инопланетян!.. На беду, она в самом деле отыскала одно, от которого я
хотел бы ее уберечь…
На короткий миг его блестящие глаза исчезли. Из темных
впадин выползала пустота, ничто, небытие. Я вздрогнул, глаза Леонида, серые и
необычно грустные, сканировали экран, моей бледности не заметил.
– Ко-то-рое? – прошептал я.
– Которое сбудется, – сказал он мрачно, глаза не
отрывались от трехмерной графики.
Я стиснул кулаки, задержал дыхание, что-то из меня рвалось
страшное, но молчать нельзя, подозрительно, я выдавил:
– Какое?
– У всех называется по-разному. Где Рагнарек, где
Армагеддон, но суть одна – мир погибнет в огне.
Я поежился:
– Ты о той комете?
– Да, – ответил он невесело. – И самое
худшее, что астрономы как воды в рот набрали. Никто, ни один не проронил ни
слова.
– Почему?
– Понимаешь, если бы был хоть один шанс, что это ошибка
в вычислениях, о грядущей катастрофе трубили бы во всех газетах. А потом, когда
комета прошла бы в опасной близости, вызвав лишь небольшую приливную волну на
побережье Голландии, все бросились бы поздравлять друг друга с веселым
фейерверком… такая комета две ночи превратит в день!.. Но все обсерватории
молчат, словно им уже разбило все телескопы, а астрономам вбили их
предостережения обратно в глотку вместе с выбитыми зубами.
