Только я молчал, позволяя топтать меня ногами, вытирать
подошвы и вообще по-всякому показывать свою эрудицию и умение разбираться в
сложнейших государственных проблемах. И даже мировых.
Вавилов острил, но, на мой нынешний взгляд, в его словах как
раз не было ни сарказма, ни даже шутки. В самом деле, какая разница, какой
президент правит на этом крохотном глиняном шарике, что несется через
Вселенную? Стоит ли запоминать такой пустячок, если люди не могут запомнить
более важные вещи? Я не стал бы запоминать даже имя властелина галактики. Это
тоже так мало и мелко!
До обеда я успел дважды сбегать вниз в буфет, осушил две
чашки крепчайшего кофе. Черт с ним, что укорачивает жизнь. Часики уже тикают, а
чутье подсказывает, что мне здесь уже недолго осталось. Совсем недолго.
Но чутье подсказывает только мне, живущему внутри этого
разумоносителя, а вот он сам воспринимает этот мир как правильный и
естественный. Если и ворчит, то на цены, налоги, дураков депутатов. Для него
естественно то, что дико для меня: на косметику в этом мире тратится в
восемьсот раз больше средств, чем на космос, а если бы деньги, истраченные на
безуспешные поиски эликсира от облысения, пустить в науку, то за два-три года
нашли бы средство и от рака, и от СПИДа, и от всех сердечно-сосудистых,
именуемых чумой их века.
Научно-исследовательские лаборатории, получив колоссальные
средства, разрабатывают новые покрои одежды, шляп, обуви. Там работают лучшие
умы, ибо если будут создавать особые ткани скафандров для высадки на Марс, то
получать денег будут меньше, славы меньше, толпы восторженных дур не побегут
следом, а вот если придумают модель нового бюстгальтера… Хотя, по разумению
более высокому, все должно быть наоборот. Увы, неча мне лезть в этот
средневековый монастырь конца XX века со своим уставом XXX, а то и намного
более высокого, намного…
Эти люди даже не знают, что они – смертны. Нет,
теоретически знают, но это сказано где-то вскользь, а масса церквей, сект и
учений все века твердит о жизни после смерти. Здешний человечек твердо уверен,
что его жизнь никогда не оборвется. Это видно хотя бы по тому, как живет мой
разумоноситель… То тело, в котором я сейчас нахожусь.
Да, сказал я себе напряженно, они просто живут. Как живут
все растения, животные, рыбы, насекомые. Только у этих существ, они называются
людьми, инстинкты усложнились настолько, что выделился особый вид инстинкта,
называемый ими разумом. Этот разум помогает лучше удовлетворять все инстинкты
этого существа: размножение, поиски еды, захваты территории.
Что это не настоящий разум, а лишь инстинкт, говорит то, что
они даже не задумываются, что все они – смертны. И не просто смертны! А
настолько смертны, что никто из них не в состоянии прожить даже один
галактический день, то есть полный поворот галактики вокруг своей оси, что
вертится так же бешено, как крутится их крохотная планета. Если мне не изменяет
память, то один оборот эта небольшая галактика делает всего за триста двадцать
миллионов лет.
Нет, этот мир нелепей нелепого. Возможно, для того меня сюда
и забросили, чтобы я смог разобраться. Или вмешаться? Только что весь мир
облетела скорбная весть: на пороге своего роскошного особняка застрелен
знаменитый дизайнер такой-то. Весь мир скорбит, весь мир негодует…
Наверное, я бы тоже негодовал, будь я просто этим существом.
Но теперь у меня волосы встают дыбом от этого нелепого вывиха, по которому
пошла здешняя цивилизация. Ведь дизайнер одежды – это всего лишь человек,
который придумает новые способы украшения здешних самок чуть иначе, чем были украшены
ранее. Но мир совершенно не знает настоящих творцов их же собственной
цивилизации! Никто не знает, кто создал их телевизоры, холодильники,
компьютеры… И уж конечно, те настоящие гении не имели и сотой доли тех
богатств, влияния и могущества, как эти по сути своей ничтожные, но довольно
ловкие люди.
– А я поеду на Кипр, – донесся бодрый голос
Вавилова. – Надо мир посмотреть, надо!
– Да, теперь выпускают, – сказал кто-то.
– Были бы баксы…
– Да, без «зеленых» теперь никуда.
– А нам чем платят?
Я поднял от «клавы» голову. Возле стола Маринки, самой
хорошенькой в отделе, стояли в картинных позах Вавилов и Киреев, красовались,
надували щеки, распускали павлиньи хвосты. Маринка мило улыбается, всем давно
знает цену, но об ее оценках лучше не спрашивать, зато улыбается одинаково мило
всем, начиная от директора до уборщика мусора.
– Я и раньше ездил, – проронил Вавилов
многозначительно.
Киреев и Маринка переглянулись, в глазах смех. После резкой
смены курса в стране бывшие залегли на дно, опасаясь репрессий, теперь же
подняли головы, расправили плечи, начали намекать на свои высокие посты при
разгромленной власти.
– Но столько формальностей было! – возразил
Киреев. – И ездить не в радость. Зато теперь!
– А теперь лучше? – спросила Маринка.
– Еще бы!
– А деньги? Это дорого!
– Ну, разве что деньги… А так, хоть Арабские Эмираты,
хоть острова, хоть в сам Израиль, про который раньше и подумать было нельзя.
Все еще дикари, сказал я себе с горечью. Их психика не
успевает за прогрессом. Тысячи поколений этих существ, для того лишь чтобы
повидать дальние участки планеты, перемещали через пространство свои
материальные тела. Недавно возникло кино, телевидение, Интернет, но люди все
еще дикарски перемещают свои организмы на тысячи верст. Успевают увидеть плохо
и ничтожно мало, но делают так только потому, что так делали раньше, так
считается верным. Хотя сейчас с личного монитора можно в течение часа побывать
в пустыне Сахаре, во льдах Антарктиды, заглянуть в залы Эрмитажа, Лувра и
казино Лас-Вегаса, а в перерывах понаблюдать за кладкой яиц стерхов.
Вавилов качнулся в сторону, высматривая меня, спросил
громко:
– Егор, а ты куда поедешь?
– Я? – переспросил я. Мелькнула мысль, что сам не
знаю, куда поеду, когда закончу здесь. – Еще не решил.
Киреев между тем склонился к Маринке, что-то нашептывал на
розовое ушко. Она двусмысленно улыбалась. Вавилов посмотрел на них, вернулся к
своему безобразному ящику. Послышалась дробь клавиш, затем его широкое
дружелюбное лицо выдвинулось, словно выманивая на выстрел:
– Ого! Что ж так?
– А что не так? – поинтересовался я в свою
очередь.
– Нормальные люди, – сказал он
наставительно, – полгода готовятся к отпуску, складывают копеечку к
копеечке, читают проспекты турфирм, рассказывают, куда поедут, спрашивают, куда
поехать интереснее, а потом, после поездки, полгода рассказывают, куда
съездили! И снова копят копеечки.
– Я не совсем нормальный, – ответил я искренне.
– Это я заметил, – сообщил он заговорщицки.
Глава 8
По коже словно сыпанули свежим колючим снегом.
Я напрягся, сказал сразу осипшим перехваченным голосом:
