Краем глаза жадно схватывал лица этих людей. Чистые,
просветленные. Похожие один на другого этим одухотворенным обликом, словно все
увидели нечто особое, приобщились.
По крайней мере, пусть лучше молятся, мелькнуло
саркастическое, чем воруют, насилуют в темных подъездах и грабят квартиры. Но
чувство было такое, что сарказм притянут за уши, что просто завидую, что сам не
могу. А раз не могу, то либо понадкусываю, либо скажу, что виноград все равно
кислый.
Я еще провожал взглядом эти сгорбленные фигуры с одинаково
просветленными лицами, а Марина быстро сходила к гуру, переговорила, а когда я
повернулся к ним, уже призывно сгибала пальчики на вытянутой ладони.
Гуру смотрел внимательно, я видел за его разбойничьей
внешностью быстрый и неслабый ум, и, хотя он инстинктивно стоял в позе, словно
ожидая удара и готовый отбить, чтобы тут же садануть в ответ, я не удивился:
сам становлюсь так, это типично для мужчин, когда встречают кого-то выше ростом
или шире в плечах.
– Здравствуйте, – сказал он первым. – Марина
сказала, что вы заинтересовались нашей дорогой.
– У вас своя дорога к Богу? – спросил я.
Он слегка поморщился:
– Бог, каким его рисовали в Средневековье, уже не
устраивает людей двадцатого века. Как и ад с кипящей смолой… Половина населения
уже просто не знает, что такое смола. Или деготь. Просто у нас своя дорога
Наверх-К-Совершенству. Как вы знаете, этих дорог множество, но современная
цивилизация выбрала только одну – технического прогресса. Мы же, не
отвергая технических достижений, тем не менее стремимся установить более тесный
и прямой контакт с Верхними Мирами, ибо наша техническая цивилизация существует
только для плоти, а не для души…
Он говорил просто, убеждающе, я почувствовал, что
соглашаюсь, ибо и мне эти дизайнеры одежды с миллиардными доходами поперек
горла, когда настоящие творцы прогресса живут в нищете и неизвестности.
– Как? – спросил я. – Как входите в контакт с
Высшими Сферами?
Я полагал, что он пустится в заумные рассуждения о
Непознанном и Необъяснимом, о Сверчувственном и Внечувственном Контакте на
грани Внезнания и Сверхпонимания, когда за многозначительными словами прячется
пустота, но он светло и кротко улыбнулся:
– Просто приходите к нам. И увидите.
Он даже не сказал «узрите», держался натренированно легко и
задушевно.
Я кивнул, отступил на шаг. Раз объяснений не будет, то пора
уходить, но неожиданно для себя тоже поддался чувству, спросил прямо в лоб:
– А сами вы верите в то, что вот этим пением, поклонами
и прочим шаманством можно достичь… как вы говорите, Астральных Сфер?
Марина возмущенно ахнула. Незаметно, но сильно саданула меня
острым кулачком в бок.
Гуру посмотрел пристально. Я видел, как он повел глазами по
сторонам, желая удостовериться, что ученики или прихожане ушли достаточно
далеко, а кроме нас и Марины никого.
– Нет, конечно, – ответил он неожиданно. – Я
не дурак и не сумасшедший. Хотя, признайтесь, вы меня таким считаете.
– Тогда вы мошенник, – сказал я.
Он улыбнулся, покачал головой:
– Зачем так сразу? Какой у вас бедный набор. Либо сам
дурак и верит в то, что говорит, либо помешанный. А то и вовсе мошенник, просто
обирает доверчивых дураков. А если я хочу давать людям утешение?
– Сладкую ложь?
– А почему нет? – ответил он уже резче. – Не
все способны прочувствовать то, что чувствуете вы – или вы еще не
прочувствовали? – и не сойти с ума. Но может быть и хуже. Человек, ощутив
наконец свою смертность, впадет в отчаяние и в предсмертие… да, вся наша
жизнь – предсмертие, каждый шаг – шаг к могиле… так вот в предсмертии
начнет творить непотребное: убивать, грабить, насиловать…
Меня пробрала жуткая дрожь. Похоже, я побледнел, потому что
Марина вздрогнула и подошла ближе, всматриваясь мне в лицо. А гуру смотрел
печально, понимающе и как-то соболезнующе, словно я вот-вот умру, через
каких-нибудь сорок-пятьдесят лет, а он нет и потому чувствует себя виноватым.
В горле першило, там вырос неопрятный ком, словно из птичьих
перьев, я сделал усилие, прохрипел:
– Так уж и обязательно?..
Он покачал головой снова:
– А разве мир не держится только на заблуждении, что
человек вечен? Пусть в аду, в муках, но будет жить?.. Или путем реинкарнации
переселится в тело другого человека? Или как-то еще? Даже подлейший бандит и
наркоман глубоко в подсознании верит, что в новой жизни у него все пойдет
по-другому. Тут он, значит, жертва обстоятельств: родители подвели, друзья-алкаши,
в правительстве идиоты, жена стерва, а потом… Там!.. Ему карты выпадут лучше…
Мир шатался перед моими глазами, а голос гуру то
приближался, то истончался до мышиного писка. Оказывается, он тоже знает, что
мы все смертны…
– Все-таки обман, – услышал я свой механический
голос.
Он покачал головой в третий раз:
– А вдруг нет? Что мы теряем, когда ищем?.. Разве лучше
свободное от работы время проводить перед телевизором, слушать глупейшие
остроты на уровне беспозвоночных под взрывы коллективного хохота таких же
животных?
Я не нашелся, что ответить. У далай-дамы, или как там, этого
Степана Твердохлеба, глаза не просто проницательные, а глаза много повидавшего
человека, много прочувствовавшего и познавшего. А разбойничья внешность…
значит, теперь знает, что в той области, разбойничьей, искать бесполезно. А
пока сила и злость остались, можно попытаться на другом поле…
Открывая дверь на улицу, мы едва не ослепли от ярчайшего
солнца, что било в мир как сверху, так и снизу изо всех луж, попадая в зрачки
даже под опущенные веки. Чуть ли не на ощупь спустились на тротуар, запахи
кружили голову, а чистый воздух, перенасыщенный послегрозовым озоном, пьянил.
Маринка сладко потянулась. По ее гибкому телу прошла волна,
попеременно выпячивая широкие чаши грудей, мягкий соблазнительный живот,
оттопыренные ягодицы, за которые так хорошо хвататься жадными цепкими руками.
Мне показалось даже, судя по неуловимому запаху, что створки яйцеклада зовуще
приоткрылись, высовывая кончик красного дразнящего язычка.
– Ну как тебе? – спросила она сочувствующе, но в
то же время самодовольно.
Асфальт блестел, как вымытый руками заботливой хозяйки в
ожидании гостей. Рядом за бордюром все еще бежала широкая полоса воды, но уже
без сора, чистая, почти прозрачная. Стены домов посветлели, тоже вымытые, стали
видны все ямочки, раньше старательно забитые пылью.
– Если ты о погоде, – ответил я, – то…
Она расхохоталась:
– Да нет, я же знаю, тебя сейчас интересует только
погода внутри себя!
