В комнате разглагольствовали громко, я прошелся по кухне,
приподнимая салфетки, влажные полотенца на батарее, горшки с цветами, тарелки.
Еще один крупный и пять штук поменьше, недавно перелинявших, нежнотелых,
сочных, десертных.
Вернулся в комнату с приятно потяжелевшим спичечным коробком
во внутреннем кармане. Астролог спросил, едва увидев меня:
– Егор, а как вы оцениваете такие грандиозные
возможности?
– Какие? – не понял я. – Чайник сейчас
закипит, у вас напор газа сильнее, чем в нашем районе.
– Ну, что наш организм является отражением вселенских
процессов? Что даже ярчайшие звезды соответствуют точкам с повышенной температурой
на поверхности наших тел…
– Тогда уж Вселенная соответствует нам, – сказал я
рассеянно, прислушиваясь к только мне слышимым скребущимся звукам в спичечном
коробке.
Он на миг отшатнулся, потом глаза блеснули демонической
гордыней:
– Вы правы… Как вы правы!.. Это еще вопрос: человек ли
соответствует вселенским чертежам, или же сама Вселенная строилась по чертежам
человеческого тела, которому надлежит… надлежит…
– Надлежит, – согласился я твердо. – Просто
надлежит! Не надо уточнений, что неизбежно сузят…
– Да-да, сузят! Вы правы, вы пронзительно, я бы сказал,
правы!
Он воодушевился, размахивал короткими белыми ручками,
взъерошенный и нескладный, счастливый по самые… по самые, что Вселенная
копирует его всего с потрохами. Ко мне на миг заглянула горькая мысль, что даже
если это в самом деле так, то что с того: все умрет, но в кармане заскреблось,
в душе сразу потеплело, я покивал:
– Да, конечно… Поэтому вы и связываете судьбу человека
с отдельными звездами?
Он потряс головой:
– Нет, нет и еще раз нет! Не со звездами, а с целым
комплексом обстоятельств, когда совокупность, так сказать, всех данных, в том
числе еще кто в какое время родился: утром или вечером, какой домен в это время
властвовал, и какие сферы в этот миг наложились друг на друга… все это и
определяет судьбу человека! И дает возможность предсказать его жизнь с
предельной точностью!
С кухни донесся свисток. Я, извинившись, метнулся к плите,
разлил кипяток по приготовленным чашкам, по ложке сухого чайного листа в
каждую, здесь все интеллектуалы, должны употреблять крепкий, бутерброды на
чужой кухне все-таки пусть готовят женщины. Руки проделывали привычные
движения, все просто, понятно, заученно, вот так бы и идти по жизни… как идет
абсолютное большинство, не задумываться над тем, Что Нас Ждет, когда вот прямо
сейчас руки ослабели, могу не удержать чашку с горячим чаем…
Чтобы уберечься от обморока, заставил себя прислушаться к
разговору из малой комнаты. Там мужик, лицо которого знакомо, а зовут, как
выяснилось, Володей Крестьяниновым, завел спор с другим, Сергеем Зайковым,
существовал ли в реальности король Артур или же его придумали барды. Мои руки
вздрагивали, во рту ставший привычным привкус горечи. Эти двое, как и вся
планета этих разумоносителей, не понимают, что весь тот мир, все те древние
века – уже сказка для нас, живущих в мире небоскребов, компов, Интернета,
мгновенной передачи данных.
Не только древний мир Месопотамии, бриттов или Киевской
Руси, но и вчерашние события Второй мировой, когда люди не знали холодильников,
телевизоров, сексуальных свобод, – все это относится к туманному прошлому,
нереальному и почти сказочному, потому что сейчас мир совсем-совсем другой.
Мир другой! Он настолько другой, качественно более высокий,
что в нем наконец-то появился я.
Девицы наконец оторвались от интеллектуального трепа,
явились за чашками, одна провозгласила:
– Ребята! Не будем отступать от традиций. Все самое
интересное – на кухне!
Бестолково рассаживались, кто-то устроился даже на кухонной
тумбе, но поместились все. Некоторое время так же тыкались ложками в одну
сахарницу, то мешая друг другу, то излишне деликатничая, я чувствовал, что за
этим расслаблением что-то произойдет, чересчур много крови собралось не в
головах, как на кухнях интеллектуалов, не в гениталиях, как на кухнях…
большинства разумоносителей, а в том месте, что заумно называют то аурой, то
сакрой, то еще чем…
Аркаша, астролог, внезапно обвел всех трезвым и вроде бы
даже смущенным взглядом.
– Ребята, – и голос был у него какой-то не свой,
непривычно смущенный, – кто-нибудь из вас испытывал когда-нибудь в жизни…
такое чувство… Нет, об этом надо говорить только стоя. – Он поднялся и
продолжал уже с чашкой в руке: – Такое чувство, что вы родились недаром…
Что призваны что-то свершить… что есть какое-то предназначение… Высшее предначертание…
Я молчал, замерев, пораженный как громом. Неужели не я
один-единственный на всем белом свете? Есть еще кто-то?
Рядом завозился Володька Крестьянинов, бросил с усмешечкой:
– Какое такое предначертание?.. Мое
предначертание – выпить этот чай, а потом сбегать за пивом!
А я, чувствуя неловкость минуты, сказал, отводя глаза:
– Кто-то сказал, что многие мечтают закончить жизнь как
Байрон, а умирают простыми бухгалтерами в затхлой коммуналке.
Аркаша обвел нас тоскливым взглядом, в котором разгоралось
высокомерие, зря открылся перед тупыми свиньями, пожал плечами и сел. Если этот
дурак-астролог чувствует такое, подумал я смятенно, то неужели так совпало, что
двое сошлись на всем белом свете так близко? Не один здесь, другой в Австралии
или Океании, а тоже рядом…. Или в Австралии тоже есть такой? А то и не один? И
не только в Австралии?
Крестьянинов неспешно отхлебывал чай. Я вдруг вспомнил, с
какой поспешностью он ответил, как громче обычного звучал голос. Неужто и этот
бабник и алкаш что-то чувствует подобное?
Нет, быть такого не может. У них что-то другое. Может быть,
простое честолюбие разумоносителей. Жажда карьерки, успеха, что, в свою
очередь, позволит иметь больше власти, а значит – баб.
Сережа, который Зайков, посмотрел на часы, с сожалением
развел руками:
– Увы, мне надо бежать. Пора купать ребенка.
– А твоя Иринка на что? – удивился Крестьянинов.
– Она не умеет, – ответил Сережа гордо. После его
ухода довольно быстро собрались Мухортов, что вообще-то не проронил ни слова, и
такая же молчаливая девица. Мне показалось, что после выступления астролога все
как-то завяли, говорили натужно, а взгляды прятали.
На обратном пути Маринка внезапно потащила к гостеприимно
раскрытой двери магазина. Ступеньки мраморные, по обе стороны золотые доски с
названием фирмы, везде блеск, богатство, я мимо таких магазинов проходил как
мимо банков, где простому потребителю делать нечего.
Еще с порога я вошел в облако странных запахов. В кармане
протестующе заскреблось: похищенные тараканы не одобрили изысканных ароматов.
Когда очутились в огромном салоне, где могли бы размещаться самолеты, Маринка,
тихо повизгивая от возбуждения, потащила к прилавку:
