— Они сообразят, можешь быть спокойна, — сказал я.
Это было все, чем я мог ее утешить, все остальное я должен был держать от нее в секрете.
— Тебя уволили, потому что мы любим друг друга?
— Да.
— Какой ужас!
— Какое счастье!
— Счастье — почему счастье?
— Я получу большую пенсию, Анжела. А кроме того — разве ты все еще не поняла?
— Чего?
— Что я теперь всегда могу быть с тобой!
Она посмотрела на меня долгим взглядом, потом склонилась над моей левой рукой, лежавшей на одеяле, и покрыла ее множеством нежных поцелуев.
— Со мной… всегда со мной… Отныне мы всегда будем вместе… Навеки!
5
Час спустя полицейский встал на пост перед дверью в мою палату. С той минуты меня охраняли круглосуточно. Полицейские сменяли друг друга каждые шесть часов. Анжелу это очень успокоило, и в последовавшие дни она частенько оставляла меня на длительное время, чтобы разделаться с делами, которые невозможно было больше откладывать. В среду, 26-го июля, она отправилась наконец в парикмахерскую, где не была уже несколько недель. Она сказала, что привести в порядок голову просто необходимо, а то у нее уже такой неряшливый вид. Она не хочет больше ни дня показываться мне в таком виде, а то я ее еще разлюблю. К этому времени мы с ней знали уже в лицо всех полицейских, которые охраняли меня, а иногда и заглядывали в палату. Все они были как на подбор милые и приятные парни, и Анжела наказала тому, кто в тот день заступил на пост во вторую половину дня, охранять и защищать меня особенно бдительно.
Анжела ушла вскоре после четырех часов. В половине пятого в палату заглянул дежурный полицейский и сказал:
— К вам посетители, мсье Лукас. Мадам Хельман и мсье Либелэ. Разрешение врача получено. Я обыскал мсье, медсестра — мадам. — Наконец-то, подумал я. — Мадам Хельман хотелось бы сначала поговорить с вами наедине.
— Пожалуйста, — сказал я.
Тут в дверях появилась Бриллиантовая Хильда — без драгоценностей, небрежно подкрашенная, в дорогом летнем платье из белого шелка. В ее розовых глазках светился нескрываемый страх. Я указал на стул, она подтащила его к кровати и села вплотную ко мне.
— Тут нас могут услышать? Я имею в виду микрофоны и так далее…
— Не знаю, фрау Хельман, — сказал я. — Однако не думаю.
— А если все же?
— Вам придется рискнуть.
— Я буду говорить шепотом.
— Вот этого я бы делать не стал, — сказал я. — Полицейский знает ваше имя. И если микрофоны все-таки имеются…
— В том-то все и дело! — грубо вырвалось у нее.
— Не то, — сказал я.
— Что «не то»?
— Не тот тон. Я этот тон терпеть не могу, фрау Хельман.
— Простите, пожалуйста, господин Лукас.
— Нет тут никаких микрофонов, — сказал я и подумал: «Надеюсь». — Итак, выкладывайте, что вы собирались мне сказать?
Непривычное это было зрелище: Бриллиантовая Хильда — и вдруг одетая и не в кровати.
— Я уже сто раз пыталась поговорить с вами, но…
— Знаю. Что именно вы хотите мне сказать?
— Что это были не мы. Никто из нас не давал такого задания исполнителю. — Она говорила, торопясь и захлебываясь словами. — Что мы все были в совершенном отчаянии, когда узнали о покушении. Верьте мне, господин Лукас! Вы обязательно поверите мне! Я пришла к вам от имени… всех остальных. Я взялась за это, хотя знаю, как унизительна и, главное, как опасна моя миссия. Но вы должны мне поверить: мы не несем ответственности за это покушение на убийство! Мы надеемся, что вы скоро выздоровеете и будете жить долго-долго… Не смейтесь!
— Не могу удержаться, — еле выдавил я. От распиравшего меня смеха у меня даже слезы полились из глаз. — Мне уже ясно, что вы пришли пожелать мне скорейшего выздоровления и долгих лет жизни. Ибо что станется с вами, если со мной опять что-нибудь случится и я умру?
— Вот именно, вот именно! — Ее парик опять слегка съехал набок. Я подумал, что такая богатая женщина могла бы раскошелиться на более подходящий парик. — Мы все так озабочены… Мы в такой тревоге….
— С чего бы это?
— Но ведь мы знаем, что это произошло не по нашей инициативе… Значит, по чьей-то еще…
— По чьей же?
— Вот именно — по чьей? Мы этого не знаем. Что вы думаете по этому поводу?
Я сказал в шутку:
— А может, вам удалось подкупить моего нотариуса Либелэ, и он выдал вам весь материал. Тогда вы могли бы его попросить за особое вознаграждение организовать и это убийство.
— Вы с ума сошли! Нотариуса нельзя подкупить! А если бы даже было можно! То мы оказались бы просто еще в чьих-то руках! Вас бы не было на свете, зато Либелэ… — Она прикусила язык. — Вы шутите, теперь я вижу, а я, глупая гусыня, клюю на ваши шуточки. Нет, господин Лукас, наша версия звучит так: некто, задавшийся целью нас уничтожить, знает, что мы — в ваших руках и что случится, если вы погибнете насильственной смертью. Этот человек и нанял киллера.
— И кто бы это мог быть, по-вашему?
— Клермон и Абель.
— Чепуха! — было моей первой реакцией. Но потом я подумал: а может, и не чепуха? Хильда и ее друзья наверняка не заказывали убить меня. Но кто-то же это сделал. Почему бы не Клермон и Абель, владельцы французского промышленного гиганта, медленно, но верно вытеснявшегося с рынка компанией «Куд»? Мне вспомнилось, как быстро пришел мне на помощь Гастон Тильман после моего признания. Если он… Нет. Нет-нет, Тильман — человек порядочный, подумал я. Но подумал также: «А что это, в сущности, такое — порядочный человек? Вот я — порядочный человек? Видит Бог, уже нет. Итак?»
Итак!
— Вы молчите, — сказала Бриллиантовая Хильда. — Вы задумались. Господин Лукас, мы все находимся в ужасном положении. Что будет, если еще раз попытаются убрать вас и если эта попытка окажется успешной?
— Тогда произойдет то, о чем я вас предупреждал, — грубо ответил я. — И хватит уже копаться в подозрениях и предположениях. Что судьбой предназначено, то и будет. Что еще? Мне ведь покуда нельзя подолгу беседовать с посетителями.
— Вы… Вы нас не выдали? — Это было сказано шепотом.
— Нет.
— Ни во сне, ни в бреду, ни в полуобморочном состоянии?
— Этого я не знаю. Но думается, нет. А то вы бы не сидели здесь, фрау Хельман.
— И никому не передавали информацию — безразлично какую, безразлично кому?
— Не передавал.
— Спасибо. Спасибо вам.
— А, перестаньте.
— Либелэ…
