Продавец, обслуживавший меня, перебил:
— Мы знаем мадам Дельпьер. Все цветы она покупает у нас. Мы находимся совсем рядом с Антибской улицей, а цены у нас все-таки ниже. Простите, мсье, какие именно красные розы вы имеете в виду?
— «Баккара», — сказал я.
— Мсье, я не хочу лезть не в свое дело и что-то вам навязывать, — между прочим, меня зовут Пьер, называйте меня просто Пьер, — но я точно знаю, что мадам Дельпьер любит красные розы сорта «Соня» больше, чем «Баккара»! «Соня» пышнее и дольше не вянет, и ее красный цвет светлее, — вот, взгляните сюда. — Он указал на букет в одной из ваз.
— Хорошо, пусть будет «Соня».
— Охотно, мсье. Что-нибудь напишете?
— Да. Погодите-ка. Мне хочется, чтобы вы отныне каждую субботу в это время дня — то есть под вечер — доставляли мадам Дельпьер тридцать красных роз «Соня». За первые четыре недели я заплачу сейчас.
— Мы с радостью выполним ваше желание, мсье.
— А теперь дайте мне, пожалуйста, почтовую открытку.
Он протянул мне открытку, я сел и написал: «Спасибо за все». Открытку я сунул в конверт, а его заклеил. Пьеру я сказал:
— Если никого не застанете дома, положите розы перед дверью.
— Все будет исполнено, мсье, можете на нас положиться.
Потом я вновь вышел на площадь Гамбетты и зашагал обратно к Антибской улице, и мягкие босоножки без задников и носков ласково обнимали мои босые ступни. Было приятно не только ногам, но и всему телу, тоненькая рубашка не липла к нему, а обвевала, так что я чувствовал и даже как будто слышал, как мое тело дышит. Перед какой-то витриной я остановился и стал разглядывать свое отражение. Я едва узнавал самого себя. Таким я, может, был лет этак двадцать-двадцать пять назад, когда у меня еще были надежды и смелость, уверенность в себе и склонность к приключениям…
— Ну, что вас тут заинтересовало? — услышал я голос Анжелы, и вот она появилась рядом со мной в зеркале витрины, смеющаяся, со сверкающей короной рыжих волос.
Я ответил чистосердечно:
— Меня заинтересовало, как я изменился. Как вы меня изменили. Я выгляжу так, как выглядел, наверное, лет в тридцать или двадцать пять, полный…
Тут я прикусил язык.
— Да, полный многих вещей, — сказала Анжела, взяла меня под руку и повела прочь от витрины. — Все эти вещи по-прежнему есть в вас, Роберт.
— О, нет, — покачал я головой.
— О, да, — упрямо вздернула она подбородок. — И если вы еще немного поживете здесь, то убедитесь, что все эти вещи как бы сами собой в вас проявятся.
— Куда мы сейчас идем?
— С делами вроде бы покончено, так? Мои платья тоже доставят к Сержу, тут всего три минуты ходу. Стоп, сигареты, я совсем забыла, мне нужны сигареты! — И она направилась к табачному киоску.
— Вы слишком много курите, — заметил я.
— Вы тоже, — парировала она.
Я нес в руках три блока сигарет, купленных Анжелой, и пластиковую сумку, в которую сложил деньги, ключи, паспорт и вообще почти все, что лежало в карманах моего костюма, потому что в карманах новых узких брюк ни для чего не было места.
Мы вернулись в «Мажестик». Было чуть больше пяти часов, и на огромной террасе отеля позади плавательного бассейна за белыми столиками на белых стульчиках сидело множество людей: час аперитива. Я заметил, что на сиденьях лежали красные подушечки.
— У меня ноги устали, — сказала Анжела. — Давайте тоже присядем. Видите — вон там, в правом углу, в глубине, рядом с входными дверями еще есть свободный столик.
Мы уселись за него.
Подошел кельнер. Анжеле захотелось шампанского, и я опять заказал бутылку «Дом Периньон». Через некоторое время кельнер принес ее в ведерке со льдом, а заодно и два больших блюда с оливками и орехами.
— Погодите-ка! — вдруг вскочила Анжела. — Я сейчас вернусь!
Не успел я подняться со стула, как она уже устремилась по террасе в противоположный ее конец. Туда, где терраса упиралась в низенькие дорогие магазинчики-бунгало. Я видел, как Анжела исчезла за дверью, над которой красовались огромные буквы: «Барклай». Она довольно быстро вернулась, немного запыхавшись.
— Это вам, — сказала она, садясь. И протянула мне аккуратно упакованный подарок. Я разорвал бумагу, и в руках у меня оказалось нечто вроде несессера из мягчайшей черной кожи с застежкой «молния». Внутри у него было множество разных карманчиков и отделений.
— Сюда вы сможете положить все свои документы, деньги, ключи и прочее. — Анжела торопливо объяснила: «Многие мужчины носят такие сумки, если на них только рубашка и брюки. Погодите-ка, я сейчас все туда переложу».
А я лишь молча глядел на ее лицо, на этот раз она этого не заметила.
Эта женщина прекрасна. Она — самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел. И красота ее как бы идет изнутри, думал я. Кто ее видит, сразу понимает, что эта женщина добра, великодушна, смела, что она сочувствует любому, кто испытывает горе или страдание. Кто видит эту женщину, не может не покориться искренности, которая лучится из ее глаз. Кто видит эту женщину, не может не ощутить атмосферы честности и дружелюбия, теплоты и самоотверженности, которая ее окружает. Но также и той загадочной печали, которая никогда не оставляет ее. Эта женщина привыкла жить своей жизнью, самой о себе заботиться. Как и я, она знала нужду, но сейчас в ее доме достаток. Мне кажется, этой женщине я мог бы сказать все, и она бы все поняла. В ней есть сдержанность и скрытность женщин Востока, которые, говорят, для любимого мужчины готовы на все, буквально на все. Наверняка и у Анжелы есть свои заботы и часы душевного мрака, свои периоды хандры. Но она никогда об этом не говорит, уверен в этом. Наоборот, она делает вид, будто понятия ни о чем таком не имеет. Только глаза ее все же выдают…
— Ну вот! Что вы на это скажете? — Анжела переложила мои вещички в новый кожаный несессер и теперь протягивала его мне. В него могло влезть еще столько же.
— Я в полном восторге, — сказал я. — И я благодарен вам, Анжела. Так благодарен…
— Да не о чем говорить, такая мелочь.
Шампанское охладилось, и кельнер подошел к нам, откупорил бутылку, наполнил наши бокалы и исчез.
— За вашу миссию, — сказала Анжела и подняла бокал.
— Нет, — возразил я. — За нашу встречу, за этот чудесный день. Сегодняшний день — тринадцатое мая — самый чудесный день моей жизни.
— Чепуху вы говорите, — сказала Анжела. — А шампанское превосходное, не правда ли?
— Отнюдь не чепуху, — возразил я, слыша, как люди вокруг меня говорят на многих языках, и глядя, как за спиной Анжелы по Круазет несется нескончаемый поток машин среди цветов и пальм на фоне моря. — Вы сделали меня новым человеком.
— Приобретя несколько новых туалетов, еще не становишься новым человеком!
