В Дюссельдорфе шел дождь.
Меня охватило отвратительным промозглым холодом. Я сразу замерз. Опять на мне был не тот костюм. Остановка в Париже была, слишком короткой, но из аэропорта Лохаузен в Дюссельдорфе я сразу же позвонил Анжеле. Через автоматическую связь это получилось очень быстро. Она сразу же взяла трубку и, задыхаясь, крикнула: «Алло!»
— Говорит Роберт.
— Долетели благополучно? Слава Богу!
— Я… Я хотел поблагодарить вас за слоненка, Анжела. Вы доставили мне большую радость… Правда, очень большую радость. Говоря это, держу его в руке.
— Слоненок принесет вам счастье, — сказала Анжела, и только тут я заметил, что я все это время говорил по-французски, а она — по-немецки.
И у меня вырвалось:
— Вы говорите со мной по-немецки!
Анжела смутилась:
— Да, — буркнула она. — Простите, Роберт.
— Вы просите у меня прощения? Но почему?
— Потому что я… Потому что я вела себя глупо. Я думала об этом. Конечно же вовсе не все немцы охотно шли в солдаты. И конечно не все немцы были нацистами.
— Но довольно многие, — сказал я.
— Однако отнюдь не все, определенно не все, — сказал любимый голос. — Вот вы, Роберт, наверняка не были.
— Не был, — подтвердил я.
— И не по своей воле стали солдатом.
— Это уж точно.
— Я так и думала. Поэтому я была несправедлива к вам. Вы прощаете меня, правда?
— Ну конечно! Анжела, я так рад, что вы дома, что я слышу ваш голос!
— Я знала, что вы позвоните после посадки. И я хотела в это время быть дома. Я тоже хотела услышать ваш голос.
— Но откуда вы знали?
— Просто знала и все. И хотела быть дома. Беднягу Лорана Виаля будут хоронить уже завтра утром. Здесь это делается быстро, из-за жары. После похорон я сразу поеду к его матушке.
— Можно я еще позвоню? Сегодня вечером?
— О да, — ответила Анжела. — О да, пожалуйста.
35
— Cover, coverage, — произнес Густав Бранденбург. И энергично почесал свой голый квадратный череп. — Из-за этого-то мы тебя в основном и вызвали, Роберт. — Мой шеф на этот раз был облачен в отвратительную оранжево-белую полосатую рубашку, и опять сосал толстенную сигару и непрерывно жевал попкорн из пакетика, рядом с которым лежали еще три непочатых. Он уже весь был обсыпан крошками, а его письменный стол имел еще более неряшливый вид, чем обычно. Рядом с ним в удобном кресле сидел человек лет пятидесяти с очень худым лицом, одетый очень элегантно, спокойный, рассудительный и недоверчивый. Бранденбург представил его мне: министериаль-директор доктор Даниэль Фризе из федерального министерства финансов. Я понятия не имел, что́ этого Фризе сюда привело. Еще не имел понятия. В огромном здании нашей фирмы в это воскресное утро было непривычно тихо. Один Бранденбург работал — как всегда. Я дал отчет обо всех моих передрягах в Каннах. Они оба слушали меня с таким видом, будто уже все знали и ничего другого и не ждали. Кроме того, Бранденбург время от времени бросал на меня взгляд — я не понял, не то встревоженный, не то взбешенный.
— Почему эти слова — cover и coverage — заставили тебя… — начал я было, но Густав сразу меня оборвал:
— А теперь помолчи. Господин Фризе специально приехал из Бонна, чтобы присутствовать при нашем разговоре.
— В воскресенье? Разве дело такое срочное?
— Более срочного не бывает, — сказал Фризе.
Голос у него был приятный.
— Господин Фризе тоже заинтересован в нашем деле.
— Весьма, — вставил Фризе.
— Преступление, которое ты расследуешь в Каннах, — взорванная яхта, смерть двенадцати человек — а теперь и тринадцатого, этого эксперта, как его звали…
— Виаль. Лоран Виаль.
— …этого Виаля, — я сразу почуял, это преступление с финансовой подоплекой. Это экономическое преступление. Подлость белых воротничков. Причем такого масштаба, которого даже я поначалу не мог себе представить. Господин Фризе — я этого не знал — уже давно интересуется Хельманом и его делами. Вот мы и решили объединить наши усилия. А чтобы до тебя дошло, о чем идет речь, господин Фризе тебе кое-что разъяснит. Это сложно…
— Но я постараюсь изложить все как можно проще и короче, — сказал финансист из Бонна. Одет он был действительно с большим вкусом. — Видите ли, господин Лукас, я не открою никакого секрета, если скажу: сейчас во всем мире набирает скорость инфляция. Если нам не удастся удержать ее в рамках, разразится мировая экономическая катастрофа. Она будет не менее разрушительна, чем Вторая мировая война. — Он говорил ровным голосом, спокойно и деловито, и лишь по его напряженному лицу было видно, как его волновало то, о чем он говорил. — Мне хотелось бы сразу заметить, что я считаю инфляцию самым подлым грабежом, какой только есть на свете, потому что по закону нельзя предпринять ни малейших шагов против тех людей, которые — как в нашем случае — используют ее в своих интересах — жестоко, без зазрения совести и полностью отдавая себе отчет о последствиях.
— Тебе приходится иметь дело с подлецами, — сказал Бранденбург и всыпал в рот очередную порцию попкорна. — То есть: нам приходится иметь дело с подлецами.
— А как возникает эта инфляция и та опасность, о которой вы говорите, господин Фризе? — спросил я и вдруг, без всякой логической связи, вспомнил о низенькой скамеечке в кухне у Анжелы, на которой я сидел и смотрел, как она готовит салат.
— Видите ли, — начал Фризе, — в настоящее время по миру странствует огромная сумма — примерно семьдесят миллиардов долларов. Семьдесят миллиардов! Вы можете хотя бы представить себе такую сумму?
— Не могу, — сразу сознался я.
— И никто не может. Но это так. Эти семьдесят миллиардов отчасти виновны в этой беде.
— Но сначала скажите, откуда они взялись? — спросил я.
— Ими владеют огромные заокеанские концерны, частные банки, крупные государственные банки, могущественные финансовые спекулянты. Они возникли благодаря так называемому «дефициту торгового баланса» США.
— Что это такое?
— США все еще импортируют больше, чем сами экспортируют. Значит, все больше долларов поступает за границу. А доллар — это ведущая валюта мира. Он — уже давно — имеет завышенный курс. Но американцы отнюдь не склонны его снижать. Потому еще, что тогда сразу подскочит цена на золото — а это пошло бы на пользу русским, у которых имеются неиссякаемые запасы золота, они в любое время могут выбросить их на рынок. Поэтому же американским гражданам, например, запрещено покупать золото из сократившихся запасов Америки. Нам это разрешено, швейцарцам тоже, — а американцам нет. Кстати: я убежден, что очень скоро опять разразится тяжелый долларовый кризис и что тогда курс доллара придется-таки понизить — вероятно, процентов на десять. Но на этом дело отнюдь еще не кончится! Пойдем дальше: американские концерны или транснациональные компании могут покупать у нас в стране столько акций, сколько захотят, тут дело ясное. Но рядовой американец, желающий купить немецкие акции, должен заплатить еще и двенадцать процентов налога.
