— Но это же свинство, — сказал я.
— Причем вполне легальное, — парировал Фризе.
— Что такое вообще «транснациональные компании»? — спросил я.
— Это такие фирмы, которые имеют свои филиалы во всех индустриальных странах и поэтому ни в одной стране не рассматриваются как иностранные — при этом они не имеют никаких обязательств перед этими странами. То есть вполне легальны, как я уже сказал. Легальны — пока государства не пытаются защитить себя от них, ничего не делают, даже хочется сказать — позволяют себя шантажировать этим транснациональным компаниям и закрывают глаза на их дела. А за каждым иностранцем — частным лицом — наоборот, следят во все глаза.
— Что же это за законы такие? — спросил я озадаченно.
— Все люди равны, — хрюкнул Бранденбург с полным ртом, — но некоторые люди равнее других.
— Что же творят эти странствующие по миру семьдесят миллиардов долларов? — задал Фризе риторический вопрос. — Лежат в банках, инвестируются в предприятия за пределами своей страны или идут на покупку таких предприятий, — причем направляются только туда, где дадут наибольшую прибыль. То есть — в страны с относительно стабильными финансами — прежде всего в ФРГ. ФРГ считается — на мой взгляд, неоправданно, но это другая тема — надежным оплотом против кризисов, а немецкая марка — твердой, лучшей в мире валютой. Даже лучшей, чем швейцарский франк или голландский гульден. Ну, если в какой-нибудь стране начинаются тревожные явления — забастовки, безработица, гонки между ценами и заработками и так далее, то доллары, которые находятся в этой стране, а также и местная валюта, владельцами концернов или банков миллиардными суммами переводятся в надежную страну. Переводятся вполне легально. Федеральный банк ФРГ согласно международному валютному соглашению, которое формально все еще действует, но практически давно нарушается, обязан принимать и обменивать любую валюту в любых количествах. Таким путем к нам попадают все новые и новые миллиарды — я излагаю все это очень упрощенно. Вам все понятно, да?
Я кивнул.
— Федеральный банк обязан те доллары, что к нему поступают, обменять на марки. Банк имеет кредиторские претензии к американскому Национальному банку и мог бы потребовать, чтобы эти доллары сперва были обращены в золото. Но теперь он уже не может этого сделать, так как американцы больше не меняют золото на бумажки.
— И все это легально, совершенно законно, — проворчал Бранденбург, катая сигару из одного угла рта в другой. Под мышками на его рубашке выступили пятна от пота, хотя в Дюссельдорфе было холодно. У этого человека наверняка со здоровьем не все в порядке, подумал я. А у меня — разве в порядке?
— Да, совершенно легально. Да только благодаря этому обмену в обращение поступает все больше марок, видите ли. Грубо говоря, Федеральный банк должен печатать все больше денег, а это и есть начало инфляции. Если бы эти новоиспеченные деньги положили на полку, то ничего бы и не случилось. Но вместо этого новые деньги тут же пускаются в обращение. Их следовало бы покрыть соответствующим предложением товаров. Но чтобы их произвести, требуется какое-то время. Как следствие этого: равновесие между спросом на товары и предложением денег нарушено. Значит, цены должны подняться. Кстати, профсоюзы и предприниматели, эти восхваляемые до небес социальные партнеры, тоже вовсю крутят это инфляционное колесо.
Мне вспомнилась старушка в моей аптеке. «Все постоянно дорожает. Буквально все. Молоко, масло, хлеб, мясо, почтовые марки, вывоз мусора, за что ни возьмись. Господи, Боже мой — и «Луизенхое» тоже. Люди испорчены, люди страшно испорчены…»
— Но ведь эти бесконечные гонки между ценами и заработками — чистое безумие, — сказал я.
— Разумеется, — мягко заметил Фризе. — А мы и живем — с точки зрения экономистов — в обезумевшем мире, мы несемся на всех парах навстречу ужасному кризису, при котором пострадает в первую очередь маленький человек, вкладчик сберегательной кассы, в то время как денежные тузы и воротилы извлекут выгоду из такого развития событий. И это, как я уже сказал, лишь первая часть несчастья.
Ах, несчастье не приходит само, как дождь…
36
— А в чем состоит вторая? — спросил я.
— Я рассказал вам о семидесяти миллиардов долларов, — сказал Фризе. — Покуда они не пошли на покупку целых отраслей промышленности, они находятся в руках спекулянтов. Эти спекулянты — они имеются во всех странах — держат в своих руках все виды валют и играют примерно так, как составляют поезда на сортировочной станции. Если у них скопилось много слабой валюты, скажем, английского фунта или итальянской лиры, они постараются избавиться от нее как можно скорее. А это означает: они предлагают суммы в слабой валюте тому или иному Национальному банку, который ведь обязан ее покупать, причем по пока еще высокому курсу. Таким путем эти валютные спекулянты получают в свое распоряжение сильные валюты — скажем, японскую иену или немецкую марку. Так они защищают себя от какого-либо валютного проигрыша. Но не только это! Эти господа дают распоряжения своим филиалам делать долги в странах со слабой валютой, и какие долги! Горы долгов! После чего кредиты из стран со слабой валютой извлекаются и направляются по каналам твердой валюты. Со своими миллионами и миллиардами эти транснациональные компании представляют собой могущественный фактор власти, вынуждающий правительства и банки к действиям — причем действиям с вредными последствиями.
— С вредными последствиями для твоих любимых маленьких людей, — хрюкнул Бранденбург.
— Валютные кризисы и инфляция на самом деле вообще не затрагивают крупных воротил, — сказал Фризе, — они разорительны только для маленьких людей. На их плечи ложится вся тяжесть вынужденных защитных мер, к которым приходится прибегать государству и Национальному банку. И то, что эти спекулянты творят, нельзя подавить с помощью закона и права, ибо все это легально, совершенно законно. Это преступно, аморально, подлее не придумаешь, — но это не нарушает ни одного закона. И когда-нибудь приведет нас всех к гибели. Дело, которое вы расследуете, господин Лукас, одно из таких дел. Поэтому я здесь. Поэтому и господин Кеслер здесь.
— Кто?
— Господин Отто Кеслер. Один из наиболее опытных и сведущих специалистов по валютным операциям в нашем министерстве. Он ждет в соседней комнате. Просто я хотел сначала кратко кое-что вам объяснить, чтобы вы могли понять то, что он вам сообщит.
Бранденбург нажал на кнопку переговорного устройства. Его несчастной секретарше приходилось быть на месте в любое время, когда она потребуется шефу.
— Да, господин Бранденбург?
— Пусть господин Кеслер войдет, — прорычал Густав. Зола посыпалась на его рубашку, он этого не заметил.
Дверь отворилась.
На пороге стоял верзила с редкими светлыми волосами и шрамом на левом виске, который в тот вечер, когда в отеле «Мажестик» гремел бал, сидел рядом со мной у стойки бара и прислушивался к моему разговору с Николь Монье, потом исчезнувшей.
