И вот он опять тут как тут передо мной.
Я молча уставился на него.
Господин Кеслер лишь слегка мне кивнул.
37
Кеслер говорил совсем иначе, чем Фризе — быстро, энергично, приказным тоном, победительно. Ему было под шестьдесят, но выглядел он намного моложе.
— Вот это сюрприз, — сказал я. — Со свиданьицем.
— Я уже несколько недель в Каннах, с перерывами, — сухо перебил меня Кеслер, высококлассный специалист по выявлению злостных налогонеплательшиков. — Я живу в «Карлтоне». Разумеется, я не мог вам представиться.
— Разумеется. Кстати, эта девушка, с которой я беседовал в баре…
— Исчезла. Вместе со своим сутенером. Знаю. Я знаю все, что там произошло, господин Лукас.
— А чем вы, собственно занимались в Каннах?
Кеслер ответил:
— Мы интересовались делами банковского дома Хельман, одного из наиболее известных и респектабельных частных банков ФРГ. Видите ли, мы сотрудничаем, конечно, с аналогичными специалистами из других стран. Обмениваемся информацией. И уже много месяцев, да что там месяцев — много лет мы занимаемся Хельманом и его делами с этим американцем Джоном Килвудом.
— Джон Килвуд — это ведь один из тех, кто приехал в Канны якобы для того, чтобы отпраздновать шестьдесят пятый день рождения Хельмана.
— Он самый. Притом наиболее интересный и опасный, — сказал Кеслер и хрустнул костяшками пальцев. Он часто это делал — такая была у него неприятная привычка. Он вытащил из кармана большой блокнот и прочитал нам: «Джон Килвуд. В третий раз разведен. Шестьдесят два года. Пятеро детей. Окончил Йельский университет. Сфера деловых интересов: «Килвуд — Нефтяная компания» и сеть ее дочерних предприятий. Приблизительный размер состояния: от семисот до тысячи миллионов долларов».
— Боже, храни его, — вставил Бранденбург.
— А он и хранит, — ответил Кеслер, глядя в свой блокнот. — Килвуд владеет домами, земельными участками и квартирами в Беверли-Хилс, во Флориде, на Багамах, во Франции, в Швейцарии, Монако, Лихтенштейне и Англии. Там у него целый замок. Два самолета, оба «Боинг-702». Имеет роскошную квартиру в нью-йоркском небоскребе «Юнайтед Нейшнз Плаза».
— Но эта компания «Куд-Ойл», собственность Килвуда, — ввернул Фризе, — работает в Европе почти без прибыли, прежде всего у нас.
— А где же прибыль? — спросил я.
— А там, где ему угодно ее иметь. В странах с наименьшим налогообложением, — ответил Кеслер. Он перелистнул страничку в блокноте и взглянул на меня. — Фирма «Куд» вам известна, я полагаю?
— Кто же ее не знает? — ответил я.
Завод по сборке электроники в Шварцвальде, его филиалы по всей ФРГ и фирмы-поставщики комплектующих за границей — все это «Куд», одна из крупнейших фирм мира, которая делала радары и телевизоры, узлы для спутников связи и аппараты для космических программ Америки. Не было такой электроники, которую не производила бы фирма «Куд».
— Ну, так вот, — продолжал Кеслер, производивший впечатление человека уверенного в себе, компетентного и умного, — головное предприятие этой самой «Куд» в Шварцвальде в 1948 году было жалкой фабричкой с двумя сотнями рабочих. Ныне на «Куд» занято — во всем мире — семьсот пятьдесят тысяч работников; заводы-поставщики не в счет. После всего, что я тут доложил, вас наверное не удивит, когда я скажу, что большая часть предприятий «Куд» тоже принадлежат Килвуду.
— Да, для меня это уже не неожиданность, — подтвердил я.
— В 1948 году мы были вынуждены покупать доллары по ничем не оправданному курсу — четыре марки двадцать. В настоящее время он остановился у трех марок девятнадцать. Но и это — слишком высокий курс. А в те годы американцы, конечно, покупали в Германии все, что хотели. Килвуд купил эту маленькую фабричку в Шварцвальде, из которой со временем выросла всемогущая «Куд». Вероятно, господин министериаль-директор Фризе объяснил вам, как делаются такие дела — легально, совершенно легально.
— Да.
— Хорошо, — сказал Кеслер. — Как вы думаете, какие прибыли получает в год эта фирма «Куд», этот промышленный монстр?
— Много миллиардов, — сказал я.
— Так-то оно так, — кивнул Кеслер и злобно рассмеялся. — А знаете ли вы, сколько она платит государству в виде налога? Вы будете смеяться: в Германии она не платит ни гроша!
38
— Разве такое возможно? — Я сам себе казался круглым идиотом.
— Даже очень, — ответил мне Фризе. — Фирма «Куд» поставляет продукцию заказчику в Лихтенштейне. В этом налоговом оазисе налоги сведены к минимуму. Тамошние фирмы-посредники направляют прибыли в золотом эквиваленте куда следует: счета идут через Лихтенштейн на Багамы, где вообще никаких налогов не существует. Миллиардные прибыли положит себе в карман «Куд», то есть Килвуд, тогда, когда между Лихтенштейном и Багамами будет произведен расчет, но на этот раз — в денежном выражении!
— Должна же, однако, в Германии существовать возможность закрыть фирму, которая не платит налоги! — воскликнул я.
— Такой возможности у нас нет, — ответил Фризе. — В этой сфере вообще все разрешено и ничего поделать нельзя. Однако — он впервые несколько повысил голос, — однако, есть одно место, где мы все же можем кое-что сделать, если очень повезет. Если мы докажем хотя бы малейшее сокрытие доходов фирмой «Куд», хотя бы малейшее нарушение правил. Тогда мы можем пустить ее по ветру. Поэтому-то Кеслер уже давно занимается проверкой сделок между «Куд» и банковским домом Хельман.
— А Хельман тут при чем?
— Ах, да вы и этого не знаете? — удивился Кеслер. — Хельман был доверенным банком Килвуда в Германии.
— Прелестно, Роберт, прелестно, разве нет? — прочавкал Бранденбург. Кончик его сигары уже опять был весь обсосан и обслюнявлен. Он откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе и глядел на нас всех своими хитрыми глазками. Своими хитрыми свиными глазками.
39
Кеслер продолжал:
— То, что я выяснил, досталось мне с величайшим трудом, как вы легко можете себе представить. Пришлось использовать и нарушения тайны, и чувства мести… — Он взглянул на меня. Глаза у него были серо-голубые, цвета стали, я не заметил в них ни искры человечности. Они могли бы быть и стеклянными, эти глаза. И я подумал: Кеслер, этот ас среди налоговых ищеек министерства финансов, одержим своей профессией, для него на свете больше ничего не существует.
А он продолжал:
— Все валютные сделки, о которых вам рассказал господин Фризе, Килвуд осуществлял здесь, в Германии, в течение двадцати лет через банк Хельмана. Килвуд выбрал банк с одной из самых лучших репутаций. Все, что происходило, должно было иметь безупречный и законный вид. Оно и впрямь безупречно и законно — по нашим законам. При каждом кризисе в какой-то стране Килвуд — мы это точно знаем — переводил деньги из этой страны в Германию, к Хельману, обменивал их на марки и инвестировал в «Куд». Так этот заводик стал фирмой с мировым именем. Килвуд беззастенчиво использовал любую политическую заварушку, любую смену власти, любой путч. Будь то события в Венгрии в 1956 году, залив Кочинос на Кубе, Берлинская стена, что угодно, и конечно Вьетнам. У него были сотни других поводов, чтобы пустить в игру свои доллары, чтобы с помощью банка Хельмана становиться все богаче и богаче, а нашей стране готовить все большую опасность инфляции. Он всего лишь один из себе подобных, которых не так уж мало, это правда, но он действовал как-то уж особо напористо. А у Хельмана совесть была чиста, ибо то, что он делал, было вполне законно. До того момента, когда случилась эта история с фунтом.
