— Но ты-то чего ждешь от этой поездки? Все это звучит невероятно! Слишком невероятно!
— Нет ничего слишком невероятного, когда речь идет об очень больших деньгах. В таких случаях обычно самое невероятное и объясняет все, — изрек Бранденбург.
— И ты считаешь, что этот Молитор тут же все нам объяснит?
— Ну, вероятно, не все, — согласился Бранденбург.
— Тогда что же?
— Что Хельман был подлец из подлецов и что он все-таки пошел на самоубийство, когда оказался в безвыходном положении, — заключил Густав Бранденбург.
36
— Алло, да?
— Анжела, это я, Роберт.
— Это чудо! Так не бывает!
— Что чудо?
— Я уже час сижу перед телефоном, напряженно смотрю на него и заклинаю его. Я сто раз повторила: Роберт должен позвонить, он должен позвонить, сейчас он позвонит, ну, пожалуйста, пожалуйста, я хочу услышать его голос. Я должна услышать его голос. Я не могу ждать до вечера. Я должна знать, что случилось. Что случилось, Роберт?
Я звонил из кабинки телефона-автомата на почте дюссельдорфского аэропорта. Я сказал Анжеле, что вынужден лететь во Франкфурт и что вечером встречусь со своим адвокатом.
— И потом ты сразу позвонишь мне, хорошо?
— Конечно.
— А когда ты ко мне вернешься?
— Этого я пока не знаю.
— О, Боже!
— Может быть, вечером уже буду знать.
— А если нет? Если это продлится дольше?
— Значит, мне придется остаться здесь на какое-то время. Это моя работа, Анжела.
— Я знаю. Я знаю, Роберт. Только, видишь ли…
В трубке раздался какой-то грохот, который все усиливался.
— Что ты сказала? Что ты сказала? Я ничего не слышал! — завопил я.
— Подожди, пока грохот утихнет.
В кабинку донесся голос из динамика:
— Внимание! Пассажиров рейса № 645 Дюссельдорф — Франкфурт просят пройти на посадку в автобус через выход четырнадцать. — Потом то же самое объявили по-французски.
Грохот исчез.
— Теперь я опять тебя хорошо слышу.
— Роберт, ты добился, чего хотел. — Голос Анжелы то снижался до шепота, то затихал совсем. — Ты добился… Я… Я тоже тебя люблю. О, Боже, мне кажется, я не могу больше жить без тебя. Нет, не кажется, я это знаю! Я это знаю! А ты так ужасно далеко от меня.
— Но мы все равно вместе.
— Да, Роберт, да!
— Я тоже не могу без тебя… — Опять раздался грохот. Я стал ждать. Голос из динамика повторил призыв к пассажирам рейса № 645 на Франкфурт пройти на посадку. Грохот утих через какое-то время, которое показалось мне первой секундой вечности. — Я тоже больше не могу жить без тебя.
— Нынче ночью я не могла заснуть ни на минуту. То, что мы делаем, безумие.
— Какое сладостное безумие.
— Нет, Роберт, это грех. Не думай, что все как-то само собой обойдется. То, что мы делаем, это запретный путь.
— Кто его запретил?
— Он запретен, потому что мы причиняем боль другому человеку. И запрет этот — от Бога. И то…
— А мне все равно, что Бог…
— Дай мне договорить! И то, что я хочу сказать, ужасно.
— Что же ты хочешь сказать?
— Что и мне все равно! Совершенно все равно! Видишь, как сильно я тебя люблю, несмотря на то зло, что мы творим? Несмотря на все? Как сильно я тебя люблю, тебя, кого я еще по-настоящему и не знаю?
— Я…
— Ты позвонишь после разговора с адвокатом, да? Я буду ждать. Даже если это будет в пять утра. Ты позвонишь, да?
— Да, — сказал я.
В трубке опять загрохотало. Я опять не мог разобрать ее слов. Динамик в третий раз пригласил пассажиров, вылетающих во Франкфурт. А грохот не кончался. Не было никакого смысла еще ждать. Я положил трубку на рычаг и направился к окошку почтового отделения, чтобы заплатить за разговор. Потом бросился — да, именно бросился со всех ног, — вдруг оказалось, что я еще могу бегать — к цветочному магазину. Там я дал молоденькой продавщице точный адрес Анжелы.
— На двести марок роз «Соня», — сказал я. — Позвоните в Канны. Я прошу цветочную лавку «Флореаль» на площади Гамбетты. Вы найдете ее телефон в вашем справочнике.
— Разумеется, сударь. Приложите какую-то записку?
— Двести марок.
И что еще?
— Да, конечно, записку. Я сейчас напишу. — Я быстро набросал несколько слов и расплатился. К двумстам маркам добавилась плата за телефонный звонок в Канны.
И вот я понесся со своей дорожной сумкой по бесконечному коридору аэропорта. Стопа начала побаливать. Но я несся и несся вперед. У выхода № 14 меня уже ждал стюард.
— Вы во Франкфурт?
— Да.
— Автобус уже отъехал. Но вас подбросят к трапу на «фольксвагене».
— Спасибо. — Сине-желтый «фольксваген» «Люфтганзы» с работающим двигателем стоял на поле у самой двери. Едва я успел плюхнуться на сиденье, как водитель рванул с места. Дверца захлопнулась.
— Важные господа не имеют обыкновения поторапливаться, — злобно обронил водитель, совсем еще юнец с мрачным лицом, усеянным прыщами.
Я подумал, что он только потому так зол, что у него прыщей полно. Нога болела уже по-настоящему. А сердце колотилось с такой силой, что казалось, оно уже готово выскочить из гортани.
Анжела меня любит. Она меня любит. Я — самый счастливый человек на свете, думал я, глотая две таблетки сразу. Когда я встречусь с этим Фредом Молитором во Франкфурте, Анжела уже получит розы.
«Фольксваген» по широкой дуге подкатил к лайнеру, на трапе которого стояла одинокая стюардесса, уже не скрывая нетерпения. Я выскочил из машины и заковылял по трапу наверх.
— Из-за вас мы вылетим с опозданием, — сказала стюардесса.
Она была очень хорошенькая и очень сердитая. Моя теория насчет прыщей, видимо, не соответствовала действительности.
В записке, которую Анжела получит вместе с розами, значилось:
Je t’aime de tout mon coeur — Robert.
— Мне очень жаль, — сказал я хорошенькой и сердитой стюардессе. — Мне в самом деле очень жаль, простите меня.
Стюардесса ничего не ответила. Она молча подтолкнула меня внутрь самолета, потом захлопнула и заперла за мной дверь. Я мешком осел на кресло у окна. Нога все больше разбаливалась.
Люблю тебя всем сердцем — Роберт.
37
Недалеко от Лоршерштрассе, сказал Бранденбург. Я поехал туда на такси, по эстакадам и скоростным проспектам, мимо современных, только что воздвигнутых, огромных жилых комплексов и скверов. Потом местность вдруг изменилась. Теперь мы ехали узенькими переулками, в которых стояли покосившиеся от времени, ветхие домишки. Казалось, я внезапно перенесся в другую эпоху, в далекое-далекое прошлое.
