— Она-то выдержит, — ответил я. — А я нет.
— Она тоже не выдержит, — возразил Фонтана. Он вновь раскурил трубку и теперь пускал облачка дыма. Они пахли смолой и медом. — А ты — тем более. Ты уже сейчас комок нервов. Я слишком хорошо тебя знаю. Другие ничего не заметят. А я заметил, еще когда пожал твою руку. Ты так взвинчен, что и года не выдержишь в таком состоянии.
Год? Что будет со мной через год? — подумал я. Сильнее разболеюсь? Совсем выйду из строя? Или все останется так, как сейчас? Вероятно, я умру раньше, чем мы с Анжелой успеем пожениться. А может быть, Анжела и впрямь не выдержит долгого ожидания, как считает Фонтана. Да, я превратился в комок нервов, Фонтана прав, прав во всем.
— Но ведь это же бесчеловечно — связывать цепями брака людей, давно ставших чужими друг другу!
— Этот закон и впрямь бесчеловечен. — Что бы он ни говорил, его лицо оставалось таким же гладким, и голос не менялся. Благодаря этим своим достоинствам он выиграл уже множество процессов, И спокойно сказал: — Поэтому-то я так упорно и возражаю против твоего намерения немедленно подать на развод. Если ты хочешь добиться поставленной цели, ты должен вести себя по отношению к Карин как можно более подло. Потому что она-то ведь не хочет развода.
— Она просто ничего не сказала о том, что хочет.
— Конечно она не хочет! И никогда не захочет! И ни за что не уступит тебя просто так другой женщине, после того, как ты, идиот, еще и рассказал ей, как сильно ты ту любишь. И будет только рада, если ты подохнешь от этой любви. Я сказал «подохнешь». А ты должен постараться, чтобы она подохла от твоей любви — или же сдалась и уступила. — И все это было сказано — как я уже упоминал — с тем же непроницаемым лицом и тем же спокойным, благозвучным голосом. — Сколько лет Карин?
— Тридцать восемь.
— Найми частного детектива. Обойдется недешево, но дело того стоит. Может, он застукает твою женушку на измене. Тогда у нас было бы кое-что в руках.
— Карин не станет мне изменять. В особенности теперь.
— А если все же?
— Нет, она этого не сделает. Не тот характер.
— К характеру это не имеет никакого отношения. Только к ситуации, в которой оказывается женщина. Ты говоришь, она не слишком умна. Так что вперед.
— Я не возлагаю никаких надежд на детектива, — прошептал я. Ах, Анжела, Анжела! Каким простым я себе все это представлял, и каким трудным, чуть ли не невозможным оно теперь оказалось!
По улице за окном с треском проскочил мотоцикл. За ним ринулось целое стадо тяжелых машин.
— Рокер, — заметил Фонтана.
— Что?
— Да нет, ничего. Хорошо, не надо детектива. Я тебе лишь советую, что тебе делать. А будешь ты следовать моим советам или нет — это твое дело. Просто я искренне хочу тебе помочь. Я твой друг.
— Потому я к тебе и пришел.
— Ты еще подумай насчет детектива. И еще: твоя жена — здоровая женщина. И достаточно молода. Ей надо работать. Самой зарабатывать себе на жизнь. Ты закрыл ей доступ к счету?
— Да.
— А вчера — дал ей еще денег?
— Да.
— Сколько?
Я замялся.
— Ну, сколько же?
— Две тысячи восемьсот.
— Болван! — мягко сказал он. — Пошли ей завтра утром еще и букет алых роз! Думаешь, после этого быстро получишь развод?
— Да, тут я дал маху. Знаешь, меня так мучила совесть, и я…
— С этой минуты я тебе запрещаю испытывать даже слабый намек на угрызения совести.
— Тебе легко запретить. А я не могу избавиться от чувства вины. Оно меня преследует.
— Этого нельзя себе позволить! Иначе никогда не избавишься. Вспомни, в каком аду ты прожил последние годы. Как она себя вела. Как стала тебе отвратительна. Вспоминай все плохое, что она тебе сделала. И не давай ей больше ни гроша.
— Вот уж этого я и впрямь не могу! — испуганно промямлил я. — Как же она будет жить? Как платить за квартиру?
— Сколько вы платили в месяц?
— Примерно семьсот марок.
— Хорошо, плати за квартиру. Но ей не давай ни гроша. У нее есть свой счет в банке. Это деньги, которые она сэкономила из сумм, которые ты давал ей на хозяйство. Так что с голоду она не помрет. Пусть идет работать.
— Но она ничего не умеет…
— Есть много таких видов работы, для которых не требуется специальной подготовки. — Он мягко добавил: таким манером мы, может быть, — может быть! — добьемся, что она по-настоящему взбеленится и сама подаст на развод. Когда до нее дойдет, что абсолютно никакой надежды на возврат к прежней жизни не осталось. Я хочу сказать: пока суд да дело, ты можешь жить со своей Анжелой в свободном браке, этого вам никто не запретит. Но при разводе тебя наверняка признают виновным. Это Анжеле безразлично — или все же?..
— Конечно, безразлично.
— Хорошо. Итак, жене больше не дашь денег. Только будешь платить за квартиру, ладно уж. И страховки. На случай болезни и смерти. — Он ткнул в мою сторону чубуком трубки. — Телефон зарегистрирован на твое имя?
— Да.
— Немедленно откажись. Я составлю тебе список дел, которых необходимо исполнить. Сколько тебе платит твоя «Глобаль»?
— Семь с половиной тысяч. Чистыми.
— При разводе могут присудить, чтобы ты отдавал жене примерно треть своего жалованья, а также выделил ей треть совместно нажитого имущества и денег на счете в банке. Ну как — переживешь?
У меня останутся две трети жалованья, имущества и будущей пенсии. Ничего, перебьюсь. На худой конец, даже совсем неплохо, подумал я, а Фонтана спросил:
— Анжела ведь тоже зарабатывает, не так ли?
— Но не могу же я жить на ее деньги! Наоборот, я должен обеспечить ее всем необходимым!
— А сможешь ли? Жизнь в Каннах дорогая.
— Значит, переедем куда-то еще. Мне все равно невозможно будет жить там — «Глобаль»-то в Дюссельдорфе! — Все это я сказал, а потом подумал: «Где же нам жить с Анжелой, сказавшей как-то, что не хочет жить нигде, кроме Канн?»
И опять Фонтана сказал вслух то, о чем я подумал:
— Но ведь Анжела хочет жить только в Каннах. Там ее окружают денежные воротилы, портреты которых она может писать. Мне очень неловко, Роберт, но и об этом мне придется говорить с тобой. Самая великая любовь чахнет, если на каждом шагу испытывает нужду в деньгах.
— Я… Я…
— Ну-ну, говори же.
— Я нездоров, Пауль… — И я рассказал ему все. — Но ты никому не скажешь об этом ни слова, — заключил я свой рассказ.
— Знает ли об этом Анжела?
— Нет. Она думает, у меня немного побаливает нога. Если дела пойдут хуже, мне придется уйти на пенсию и жить на пенсионные деньги.
