– Что такое? – Пантелеймон остановился рядом с ним. – Буквы какие-то вроде…
– Что? Буквы? А ты говорил – пустой мир! Значит, тут кто-то есть? А что написано? Что-то не пойму…
– Сейчас посмотрим.
Пантелеймон принялся ходить вдоль примёрзшей ко льду надписи, и, шевеля губами, пытался прочесть слово.
Серёжка хотел последовать его примеру, но у него ничего не получилось: буквы оказались латинскими, а иностранный язык в Серёжкиной школе изучали только с пятого класса.
– Вот, – остановившись, сказал Пантелеймон. – Тут написано «вечность». По-шведски. Или по-норвежски.
– Ты и там побывал? – ахнул Серёжка.
– Служил с отцом на Севере, – небрежно ответил Пантелеймон. – На радиолокационной станции. На границе со Швецией и Норвегией… Ну, немножко выучил.
– Странно, – произнёс Серёжка, обводя взглядом пустынный лёд и не менее пустынный берег. – Кто же мог оставить такую надпись?
– Может, кто-нибудь потерпел кораблекрушение? – в шутку предположил Пантелеймон.
– Тогда логичнее выложить слово «СОС», – Серёжка шутки не понял, и отреагировал на неё по-своему.
– Погоди! – схватил его за руку Пантелеймон. – Вон, по-моему, кто-то едет… Тоже на коньках катается! Пацан какой-то. Сейчас мы его спросим…
Маленькая фигурка катила на блестящих коньках по ровному ледяному простору.
Заметив стоящих ребят, конькобежец подъехал к ним и с ходу спросил первым:
– Кто… вы… такие? Что… вы… здесь… делаете?
Голос у него был ровным и безжизненным, как у робота. И он делал значительные паузы между словами.
– А ты что здесь делаешь? – вопросом на вопрос ответил Пантелеймон.
– Я… здесь… живу, – тем же ровным голосом отвечал мальчик. – Королева… сказала… если… я… выложу… из… разноцветных… льдинок… слово… «вечность»… она… подарит… мне… весь… мир… и… пару… коньков… в… придачу… Я… выложил… слово…
Серёжке почему-то стало вдруг холодно. Так холодно, как не бывало никогда в жизни. Но не от окружающей температуры: она нисколько не изменилась, и солнце продолжало светить по-прежнему.
Холодно стало от слов мальчика. Да ещё от того, что у того на голове, на бровях, на ресницах – и вообще на всём лице – лежал иней: тонкие кристаллики льда не таяли и сверкали на солнце бриллиантовой маской.
Мальчик стоял, безучастно обводя друзей бледно-голубыми глазами.
– Уж не робот ли он? – шепнул Серёжка Пантелеймону.
– Или сумасшедший, – ответил тот. – Рехнёшься тут в одиночку… Есть здесь ещё кто, кроме тебя? Родители твои где? Бабушка, дедушка?
Но мальчик ответил.
– Я… тут… один… Больше… никого… нет… Я… катаюсь… на коньках…
Охваченный каким-то неясным предчувствием, Серёжка спросил:
– Как тебя зовут?
Мальчик поднял на него заиндевевшие ресницы, и ответил всё тем же безжизненным голосом:
– Кай…
– А это? – спросил Серёжка, указывая на лёд. – Балтийское море?
– Атлантический… океан… – мальчик повернулся и покатил обратно.
– Пошли скорее отсюда! – Серёжка потянул Пантелеймона за собой.
– Может, ему помочь надо? – Пантелеймон смотрел вслед удаляющемуся одинокому конькобежцу.
– Пошли! А то поздно будет!
– Что поздно? – не понял Пантелеймон.
– Потом объясню! – Серёжку била крупная дрожь. Не то от того, что долго простоял на одном месте на холоде, не то от происшедшего.
Очутившись в квартире, он, не снимая коньков, бросился к книжной полке, кинув через плечо Пантелеймону:
– Закрывай скорее!
Пантелеймон, пожав плечами, закрыл стену.
Достав книгу, Серёжка плюхнулся на диван и лихорадочно залистал:
– Вот! – он оторвался от книги и победно взглянул на Пантелеймона.
– Что – вот? – не понял тот.
– «Снежная королева»! Сказка Ханса Кристиана Андерсена. Она похитила Кая, Снежная королева. И сказала ему: «Если ты сложишь из льдинок слово «вечность», я подарю тебе весь мир – и пару коньков в придачу». Только у Андерсена сказка иначе закончилась: Герда спасла Кая. Преодолела массу препятствий – и освободила от власти Снежной королевы! И все остались живы и здоровы.
– Ну, а тут не спасла, выходит, – предположил Пантелеймон. – Подзадержалась в дороге. Параллельные миры – они такие… Где-то я читал… как определение параллельных миров: один похож на наш полностью, второй – отличается одной деталью, третий – двумя… и так далее. И в самом конце – мир, который совсем не похож на наш.
– Ну, непохожих миров может быть много, – заметил Серёжка.
– Это точно, – согласился Пантелеймон. – Ну что, ещё поищем?
Но, сколько ни выискивал, других раскрывающихся трещин в комнате не оказалось.
– А пойдём… в подвал сходим? – предложил Серёжка, заранее замирая от страха. Он тоже не очень любил темноту: его однажды оставили одного в подвале. Проверяли на храбрость. И хотя он не уписался, подобно некоторым, воспоминания остались не вполне приятными. – Мы там иногда в войнушку играем, разговариваем… Фонарик только возьмём, а то я до выключателя не дотягиваюсь.
Засвистел чайник.
– Ух, ты! – вспомнил Серёжка. – Я же чайник поставил! И как он не выкипел весь? Мы же, наверное, больше часа катались! И потом ты искал ещё… Как это может быть?
– Я открою тебе один секрет, – проговорил Пантелеймон. – Я однажды два часа путешествовал по параллельному миру. Купался, загорал – прошлой зимой. У нас снега полно, мороз, метели. А там – море, пальмы, кокосовые орехи…
– Ну, и что? – нетерпеливо прервал Серёжка.
– А то! Когда я вернулся, часы на стенке показывали то же время, что и раньше. Здесь время течёт по-иному.
– А ты точно говоришь? – с подозрением спросил Серёжка.
– Точно. Я раз пять проверял. Посмотри на часы!
Серёжка взглянул на висящие на стене часы. Стрелки сдвинулись не более чем на пять минут – ровно столько времени Пантелеймон искал новые трещинки-проходы.
– Здорово! – сказал Серёжка. – Если бы там ещё уроки делать! Или к контрольной готовиться… Было б там потеплее!..
Попив чаю со сладкими сухариками, друзья спустились в подвал. В свете фонаря стены отблёскивали частичками слюды, словно сказочная пещера Али-Бабы.
Серёжка привёл Пантелеймона в высокую и длинную подвальную комнату. Здесь стоял у стенки диван, несколько полуполоманных стульев, колченогий стол и старый испорченный холодильник.
Толстенные трубы змеились вдоль одной из стен. Другие висели прямо под потолком, выходя из одной стены и исчезая в другой.
