Ириша встала на коленки и снова начала шарить по карманам:
– Сейчас-сейчас, – повторяла она, – надо что-то, что отразит отражение.
– Что? – хором спросили Бобик и Мурка.
– Это! – раздался над ними насмешливый голос.
Ириша обернулась, за ее спиной стояла серая худая женщина, та, что была во сне мерзкой старухой, а потом в видении Дворца Отражений – мокрой засыпанной песком и перьями ведьмой. В руке у женщины тускло поблескивало круглое зеркальце.
– Вот и встретились, Ириша. Ты рада? – ехидно спросила Морана.
Бобик взревел и бросился на женщину, та ловко увернулась, словно ожидала нападения, и пес шлепнулся в грязь. Трясина утробно всхлипнула и множеством черных щупалец опутала пса. Бобик отчаянно рванулся и взвыл. Мурка выгнула спину, зашипела и бросилась на обидчицу. Острые зубы впились в руку Мораны, но ведьма с силой размахнувшись, стряхнула кошку и она улетела к Бобику.
– Не смей! – крикнула Ириша, и пошла на Морану.
Ведьма вытянула вперед сухие руки и потянулась к девочке.
– Иди, иди, – шептала она. Ириша сжала кулаки и уже собиралась стукнуть злую тетку, куда придется, но в этот момент скрюченные пальцы Мораны коснулись Иришиной головы. Дикий вопль огласил трясину. Удивленная Ириша увидела, как вспыхнули золотые искры, пробежали по вытянутым рукам ведьмы и Морана, дернувшись, упала на спину, скорчилась, съежилась, завертелась, окруженная золотой пылью, словно роем крошечных пчел, которые жалили и жалили, оставляя на коже Мораны глубокие язвы. Ириша растерялась лишь на секунду, Бобик и Мурка отчаянно барахтались среди топи, девочка кинулась к своим друзьям, бросив ведьму на произвол судьбы. И топь испуганно отступила, едва девочка приблизилась.
Перепачканные Бобик и Мурка с помощью Ириши выбрались на более твердую поверхность. Морана исчезла.
– Вот, поймаю, искусаю! – огрызнулся Бобик.
– Я выбила у нее зеркальце, – сказала Мурка, отряхиваясь.
Бобик начал искать зеркальце. Но, вскоре, остановился. И он, и Мурка пристально посмотрели на Иришу.
– Послушай, – задумчиво спросила Мурка, – чем это ты ее?
– Да, – присоединился Бобик, – здорово ты ее шарахнула!
– Я не знаю, – Ириша растеряно пожала плечами, – она протянула ко мне руки и вдруг загорелась. Может, я электричеством бьюсь…
– Не вдруг, – отрезала Мурка, – Морана хотела тебя схватить, у нее руки стали такие длинные, как будто резиновые. Она коснулась твоей головы и тут же покрылась искрами.
Мурка внимательно присмотрелась к Ирише.
– Постой, наклони-ка голову, – велела она, девочка подчинилась. – Твои волосы, – заметила кошка, – они растрепались, а была такая красивая прическа из косичек.
Ириша подняла руки и потрогала волосы.
– Сильфы говорили, что косички теперь не будут расплетаться, – сказала она. И тут ее осенило:
– Нить! Золотая нить! Ее нет!
– Точно, – подтвердил Бобик, – нитка-то исчезла.
– Она не исчезла, – догадалась Мурка, – Когда Морана коснулась нити, нить почему-то раскалилась и обожгла ее.
– Мне говорили, что из таких нитей сильфы делают струны к своим музыкальным инструментам, – вспомнила Ириша.
– А из чего нить? – спросил Бобик, – из золота?
– Я думала – да, – ответила Ириша. – Но мы после спросим. А сейчас нам надо достать монету и возвращаться.
Втроем они вернулись к болотному озерцу и стали вглядываться в черную воду.
– Где же она? – проворчал Бобик.
– Вот она, я вижу ее! – сказала Ириша.
– Возьми зеркальце, – напомнила кошка.
Ириша протянула, было, руку к зеркалу, но остановилась:
– Оно Моранино. Лучше, я сама, – Ириша двинулась по вязкому дну, стараясь не потерять из виду отражение звезды. – Где-то здесь. – Девочка нагнулась и начала шарить рукой у себя под ногами.
– Что там? – нетерпеливо вопрошала Мурка.
– Только грязь… стоп, кажется, я что-то нашла! – Ириша выпрямилась, на ее ладошке лежал светлый кружочек серебра.
– Вот она! – торжественно сообщила девочка.
– Урра! – Бобик радостно залаял и, подпрыгнув, стал носиться вокруг хозяйки.
– И все-таки, не пойму, как ты ее достала без зеркала? – Мурка смотрела на монету и хмурилась. – Если только… Ну, конечно, ведь ты смотрела на нее, и она отразилась в твоих глазах!
– Точно! – согласилась Ириша, – я с самого начала чувствовала, что могу достать ее без всякого зеркала. А уж тем более, без зеркала, принесенного Мораной.
Сумерки сгустились, и ночь упала на Гиблую Топь, словно ее прихлопнули огромной крышкой.
– Странно, – проговорила Ириша. – Только что был вечер, и уже ночь…
– Ничего удивительного, – заворчал Бобик, – здесь и так было темно, а теперь и подавно, ведь солнце-то село.
– Не нравится мне это, – добавила Мурка. – Подозрительно.
Топь заволновалась, послышались далекие всхлипы, вой тоскливый, жуткий, и все вокруг задрожало от надвигающихся шагов, да что там шагов, Топь ожила, наполнилась стонами и воплями неведомых тварей. А Ириша и ее друзья не видели ни зги.
– Вперед! – Бобик опомнился первым. – Я вас выведу.
– Ириша, не бойся, я буду твоими глазами, – Мурка вспрыгнула на плечи девочки и скомандовала:
– Шагай!
Ириша сунула монету за щеку, не доверяя карманам, и побежала. Никогда в жизни не бегала она так! Впереди и позади тебя – полная темень, то и дело ты проваливаешься в вязкие лужи, с риском сломать себе шею, падаешь, но снова поднимаешься и бежишь, не сбавляя темпа.
Бобик громким лаем задавал направление, Мурка дико шипела на плече, отбиваясь от невидимых врагов. Они здесь, рядом, хватают за руки, ставят подножки, норовят столкнуть с тропы. Вот, Бобик сцепился с кем-то, слышны возня и визг. Снова лай, значит, все в порядке, и Ириша бежала, бежала из последних сил, бежала, почти теряя сознание.
– Стой!
– Не уйдешшшш!
– Отдаааай!
Они настигают, они повсюду, они готовы навалиться и навеки заключить Машу в своей Гиблой Топи.
«Это мне только кажется, – думала девочка, – ничего нет, только морок и страхи, которые насылает Морана…»
– Не бойся! – твердила Мурка.
И снов слышался победный лай Бобика.
Далеко впереди разгорелось белое зарево. Ириша увидела узкую прямую тропу у себя под ногами, лохматое тело несущегося Бобика и какие-то сгустки тьмы, рваными ошметками кружащие над ним.
– Помощь! Помощь! – сообщает Мурка. – Мы спасены!
Но еще рано радоваться. Свет так далеко, а Топь – вот она! Зарево то разгоралось, то затухало, и тогда тропа становилась почти невидимой.
