Он молчал.
— Что-то не так? — Она приподнялась, стала отыскивать в темноте его смеющиеся глаза.
— Пытаюсь представить обглоданную кошку… А что касается грязи и пыли крымских дорог, то почему бы нам это не смыть?
Они сползли с камней, под которыми тянулась прибрежная тропа, и с наслаждением бросились в море, смывая пот. Обнимались в воде, целовались. Лежали в ласковой волне у самого берега, гладили друг дружку. Это было райское наслаждение.
Отфыркиваясь, вылезли на берег и снова забрались на свою площадку, где ворохом валялась их одежда. Анюта подложила под голову подушку и засмеялась, когда Глеб с торжественным видом извлек из сумки шампанское и недоеденную пачку печенья. О хрустальных фужерах он как-то не позаботился. Даже одноразовых стаканчиков не было! Но остальные признаки романтического вечера были налицо. Они пили шампанское из горлышка, шутили. Кружилась голова от алкоголя и избытка свежего воздуха.
Было хорошо. Но так плохо, что все хорошее быстро кончается! Опустела бутылка с вполне приличным игристым напитком. Анюта заползла ему под мышку, он укрыл их обоих простыней, выделил ей часть подушки.
— Спать хочу, Глебушка… — прошептала Анюта. — Я посплю немного, хорошо? Я ведь на экскурсии была весь день, помнишь? Устала как собака…
— Что скажешь о Бахчисарайском фонтане? — зарылся он носом в ее слипшиеся волосы.
— Ну, не фонтан, если честно… Но ты ведь предупреждал, так что я не расстроилась. Там нет даже кранчика… А вот Большой каньон очень понравился. Он не такой глубокий, как Большой Гранд каньон в Аризоне, но тоже ничего… Речушка по дну протекает, а в ней форель водится — живая, представляешь? Извини, Глеб, глаза слипаются, разбуди меня часов в шесть утра, хорошо?…
Она отключилась, засопела. Какое-то время Глеб боролся со сном, прижимая к себе спящую девушку. Отрешенно отмечал, как усиливается ветер, а вместе с ветром начинает волноваться море, которое плескалось почти под ногами. Прохлада пока не чувствовалась — дневное тепло еще парило в воздухе. Прежде чем уснуть, он поднял руку с часами и посмотрел на циферблат — почти одиннадцать вечера. Долго же у них продолжались любовные игрища…
Глеб проснулся среди ночи и не сразу взял в толк, где находится. Ветер гудел в скалах, забирался в расщелины. Девушка прижималась к нему, спала беспробудным сном. Кустарник защищал от ветра, дующего с моря, иначе давно бы околели. Анюта частично заползла на него, уткнулась носом в ложбинку рядом с ключицей. Комфорт под простыней сохранялся — нет в мире ничего приятнее тепла женского тела…
Он снова приблизил к глазам руку с часами. Начало второго. Ничего себе! Пора будить девушку и отступать к пансионату. Хмель давно развеялся, несерьезный напиток — шампанское. Но шевелиться не хотелось. Над головой возвышались скалы. Небо оставалось ясным, но с юга подбиралась какая-то перистая облачность. Она надвигалась очень быстро, заволокла луну, погрузив округу в синеватый мрак. Глухо накатывались волны. С площадки их не было видно. Но если привстать…
И вдруг он почувствовал что-то странное, какое-то тянущее чувство под ребрами. Словно не одни они здесь… Послышалось, как покатился камешек, заскрипела галька. Кто-то шел по берегу. Беспокойства не возникло — с какой стати, в Крыму хватает полуночников. Но Глеб все равно невольно напрягся, приподнял голову. Три человека шли по кромке прибоя друг за дружкой. Какие-то туристы, не иначе, все в брезентовых накидках, с рюкзаками за плечами. Они подходили ближе, по одному пропадали за кустарником и снова появлялись. Лиц не видно — темнота. Ну, прошли люди, и шут с ними, подумал Глеб, хорошо, что их с Анютой не заметили. Он реально не чувствовал тревоги — голова еще была тяжелая, в объятиях посапывала привлекательная женщина…
Несколько минут он лежал неподвижно, боялся ее разбудить. Рядом с Анютой было хорошо и спокойно — даже со спящей. Разбудишь — придется возвращаться, снова неуютный номер, а рядом какой-то мужик с лысиной…
Но прохлада уже лезла под простыню, тепло не удерживалось. Кожа девушки покрывалась пупырышками. Он собрался ее будить, как вдруг снова раздался хруст! Глеб затаил дыхание.
Компания возвращалась. Те же трое — в резиновых сапогах, в накидках. Они брели по берегу, ноги захлестывали волны. Не смогли пройти и решили пуститься в обход? Странные какие-то туристы… Их контуры едва прорисовывались в темноте, сливались с воздухом. Они приближались, но не делались четче. Глеб повернулся и случайно задел рукой пустую бутылку из-под шампанского! Она прокатилась, звякнула о камень. Мужчина, возглавлявший шествие, резко остановился. Глеб опять затаил дыхание. До чего неудобно, черт возьми… Облака сгустились, закрыли небо, погрузив округу в египетскую тьму. Двое других подошли к мужчине и тоже остановились. Что за мать его так, начали приглушенно переговариваться. Доносились отдельные слова. Говорили по-русски, но говор был южный, мягкий. «Нет тут никого, пошли, хлопцы», — заныл один. «А если даже есть? — подумал Глеб, — им-то что?» Мужчины подтрунивали над парнем из своей компании — вернее, над его девушкой, которая, похоже, была далеко не красавицей. Парень злился, советовал приятелю посмотреть на свою жену — «страшную, как смертный грех!» Вспыхнула перепалка, но смысл ее за ветром ускользал. «А ну, ша, обрадовались! Вперед, хлопцы, еще назад возвращаться. К Качу надо зайти, он тут, недалеко…» — утихомиривая их, встрял третий.
Незнакомцы тронулись в путь и вскоре скрылись из виду. Контрабандисты, что ли? Хотя какая разница? С равным успехом это могли быть туристы, рыбаки, кто угодно…
Нога затекла, и Глеб сменил позу. Анюта заворочалась и стала тереть глаза.
— Мама дорогая, холодно-то как… Что это? Где мы, Глеб?
— Хорошо хоть помнишь мое имя… — засмеялся он, а чтобы не обижалась, обнял за талию.
— Я все помню, — надула она губки. — Слушай, давай возвращаться, а то я околею…
Выбираться берегом очень не хотелось. Интуиция подсказывала, что между скалами должен быть проход на дорогу. В итоге они потеряли еще больше времени, обходя бочкообразные скалы, но все же вышли к проезжей части. Здесь не было такого ветра, и дрожь потихоньку прошла.
Когда добрались до пансионата, Глеб еще раз посмотрел на часы — было ровно два часа ночи. Они на цыпочках проникли в холл — сторож даже не вышел. Проводив Анюту до номера, Глеб поцеловал ее на прощание. И снова не могли оторваться друг от друга.
— Ты наваждение мое… — выдохнула Анюта. — И откуда ты взялся на моем жизненном пути? Разъедемся, и что я буду делать?
— Помозгуем об этом на досуге, — прошептал он. — Все будет хорошо, милая, спокойной ночи. Мы еще можем немного поспать. К сожалению, не вместе…
Глеб благополучно проспал завтрак. Идти на кормежку в десять утра было глупо — его бы поджидала закрытая дверь. Кто не успел, тот опоздал. Он просыпался несколько раз, снова засыпал. Окончательно очнулся в половине двенадцатого, украдкой следил, как сосед по номеру раскладывает свои вещи — на столе, на подоконнике. Забрался в шкаф, развесил рубашки, пристроил стопку трусов. «Засада, — с тоской подумал Глеб, — куда бы деться?» Запахло лекарством — мужик примостился на кровати и закапывал что-то в глаз из пипетки. Глеб скосил глаза — на подоконнике выстроилась целая шеренга разнокалиберных пузырьков. Видимо, Александр Сергеевич из Таганрога коллекционировал болезни.
