— Шире шаг, мужики, уходят… — бросил Репнин.
Кто это был? Пресловутый Кач? Тормознули под страхом расстрела постороннюю тачку? Спецназовцы ускорились и чуть не попали под огонь — противник открыл бешеную стрельбу! Бойцы матерились, зарывались в землю. Стрельба оборвалась — те, что прикрывали отход, побежали к машине. Водитель погасил габаритные огни, а значит, и фары — рисковый парень! В темноте не читалась не только марка, но даже тип кузова. Внедорожник? Микроавтобус? Если все вошли, значит, последнее…
Не стесняясь в выражениях, спецназовцы выбегали на дорогу, плевались. Стрелять вдогонку было глупо — там могли находиться ни в чем не повинные граждане. Вадим опять рычал в телефон: пришлите хоть кого-нибудь! Хоть ментов (тут труп на дороге, если что)! Нужен транспорт, желательно с высокой подвеской! Перекрыть крымскую трассу в западном направлении, всех проверять! Оцепить Новый Свет, зачистить поселок! Выяснить, какая машина у пенсионера Кача!
— Бесполезно, мать ее… — Жилин в сердцах швырнул кепку на дорогу. — Ушли, твари… Теперь с трассы уйдут, в горах попрячутся, а горы в этом районе — полный квест…
Репнин лихорадочно искал выход. Не было выхода! Во всяком случае, сиюминутного и с отдачей. Дорогу в горы он изучал по карте, это те еще лабиринты. До степи доберешься, если знаешь проезд. Если же не знаешь, можешь месяц кружиться, населения в этих горах с гулькин нос, никто не подскажет, а сам увязнешь. Еще машину оставили за пансионатом в скалах!
Он насилу заставил себя успокоиться. Глубоко вдохнул, выдохнул.
— Капралов, бегом за машиной! Жилин, к трупу! Может, приедет хоть кто-нибудь…
Очень кстати вспомнился отставной капитан Туманов, которого он просил проследить за Качем. Еще и память дырявая, товарищ майор! Он выхватил телефон, который периодически отключал в прошедший вечер, отыскал последний входящий вызов. В эфире было подозрительно тихо. Потом пошли длинные гудки. «Давай же, капитан, давай! — мысленно молил майор. — Если ты влип, то вообще труба. А если еще и со своей девчонкой…»
Абонент отозвался, но это был другой голос! Злобный, ехидный, абонент еще не восстановил дыхание после бега.
— Вас слушают.
— Кто говорит? — Сердце ухнуло. Эх, капитан, капитан… Хотя какие претензии, если даже элитный спецназ облажался, как сборная России по футболу!
— А кого бы вы хотели услышать? — засмеялся собеседник.
— Ты кто, ушлепок? — мрачно проворчал Репнин. — С тобой говорит командир российского спецназа.
— А с тобой, гнида, боец за освобождение украинского народа от ига русских варваров, тоже неплохо, да? — Настроение у собеседника было не очень, но он бодрился. — В общем, слушай сюда, кацап. У нас в машине двое заложников. Один из них — женщина. Весьма привлекательная, между прочим. Станете преследовать — будем отрезать от них по кусочку и бросать на дорогу. Потом соберете конструктор. — Абонент мстительно засмеялся. — Молчишь, командир российского спецназа? Нечего сказать?
Сказать можно было многое. «Молодец, майор, — мысленно похвалил себя Репнин, отключая телефон, — Ты не просто «скосячил», но еще подставил гражданских. С чего ты решил, что они способны помочь? Они же гражданские! Вот и расхлебывай теперь».
Глава восьмая
Память этой ночью работала отвратительно. Голова горела, как доменная печь. Он помнил урывками, как пенсионер, оказавшийся не таким уж немощным, затаскивал их с Анютой в машину, волок в заднюю часть салона. Потом была стрельба, палили совсем рядом, машина тряслась, разворачивалась. Старик хрустел рычагами и педалями, помогая себе крепким словцом. Отъехала дверь, грузились какие-то возбужденные люди в куртках и штормовках, падали на сиденья. Машина неслась, виляла между обочинами. Ругались люди, пахло потом, пороховой гарью. Ругались в основном по-русски, с южным говором, видимо, диверсантов набирали из восточных и центральных областей Украины (отмороженных радикалов хватает и там). В общей какофонии выделялся голос Кача — старик что-то спрашивал, ему отвечали на звенящей матерной ноте. Старший группы связывался с руководством, потом отключил аппарат, начал грязно выражаться. Из пояснений явствовало, что вторая группа тоже не добилась результатов: никто не выходит на связь, и все к тому, что группа уничтожена… Как такое могло произойти?! Это измена! Повсюду бездари и предатели! Потом в салоне воцарилось унылое молчание, кто-то проворчал: «А тут у нас что такое?» — стал пробираться в задний отсек. Над Глебом кто-то склонился — его рассматривали, светя фонарем в лицо. «Эта падла, по ходу, и засекла ваш «схрон», — прокомментировал Кач. — А потом настучала куда надо. Ишь ты, инициативный, меня вычислил… Это один из отдыхающих в «Береговом», хрен его знает, кто он такой, но это из-за него нас поимели…» Глеба схватили за ворот, встряхнули. В висок уперся ствол.
— Ну что, хлопчик, допрыгался? — вгрызался в больную голову ехидный голос. — Вот и наступает веселое время русской рулетки. Сыграешь?
— Тупица ты, братец… — шептал Глеб. — Когда играешь в русскую рулетку, то сам в себя стреляешь, а не другому поручаешь… Из револьвера стрелять надо, а не из «макарова»… Учи матчасть, тупоголовый…
— Ты чего там шепчешь? — встряхнул его диверсант, лица которого он не видел. — Пан майор, он, по ходу, борзый. Может, пристрелим его?
— Сядь, Волошин, пока я сам тебя не пристрелил… — отозвался угрюмый низкий голос. — Позднее решу, что с ними делать.
— Ба, хлопцы, та тут еще и дивчина! — обрадовался диверсант. — В отрубе, грязная, но вроде симпатюристая… Пан майор, мы можем надеяться на ваше снисхождение? Ну, после вас, конечно…
— Волошин, на место, кому сказано! — рявкнул другой, видимо, сержант.
Недовольно фырча, ублюдок удалился. Машина затряслась, под колесами скрипели камни. Она куда-то проваливалась, потом выбиралась. С дороги съехали, сообразил Глеб. Куда? В гористую местность? Тряхнуло нещадно, голова откинулась, он ударился обо что-то металлическое, и снова от острой боли все помутнело, стало разваливаться…
Неизвестно, сколько времени прошло, пока Глеб начал приходить в себя. Болели мышцы лица, саднила шишка на затылке. Состояние мерзопакостное. Он шевелил пальцами конечностей, до времени не открывал глаза. Все в порядке, он был цел! Крепко избит, но цел. Обошлось без увечий, переломов, проникающих ранений…
Сознание скользило по наклонной. Очнувшись в следующий раз, он обнаружил, что небо за окном посветлело. Машину монотонно трясло, как будто ее испытывали на вибростенде. Скорость передвижения была ниже, чем у ленивого пешехода. Ехали явно по горной местности. В окне проплыла вершина скалы — зазубренная, клыкастая. Рассвет еще не наступил, но бледная видимость уже просачивалась в стекла. Он лежал на голом полу в какой-то извращенной скрюченной позе. Пол был ржавый, зиял дырами, сквозь которые просвечивала дорога. Валялся грудами какой-то хлам — пустые коробки, мешковина, засаленные фуфайки. Он плечом привалился к задней двери — замок ее тоже проржавел, дверь поскрипывала в петлях под потолком. Руки были стянуты скотчем за спиной. Ноги пощадили, но толку от них, онемевших? С другой стороны салона лежала Анюта — тоже связанная. Бледная как мел, волосы спутаны, глаза закрыты — она была без сознания. Глеб смотрел на нее, и его душила злость. Дышать становилось трудно. Салон микроавтобуса дрожал и шатался. Из полумрака проступали лица украинских военнослужащих. Сиденья в микроавтобусе располагались нестандартно. Три кресла позади водителя — сидеть в них можно только спиной к нему. Два продольных ряда — как в старом «кукурузнике». Фактически все шестеро могли лицезреть заложников. Но, видимо, наскучило. От тряски тянуло в сон. Люди дремали, временами кто-то приходил в себя, мутно озирал пространство. Охотники и рыболовы, мать их… Фуфайки, легкие прорезиненные куртки, спортивные рюкзаки. У каждого — автомат. Шестеро бойцов (одного потеряли, судя по обрывкам разговоров) плюс старик Кач за рулем. Глеб смотрел из-под прикрытых век, запоминал, анализировал. Грузноватый «пан майор» с колючими глазками и надменной челюстью. Ему за сорок, но на здоровье не жалуется. Остальные молоды — от 25 до 30, но не новобранцы, не желторотые юнцы, прекрасно знают, что делают. Невысокий, сухощавый, с циничной полоской губ и ухоженной физиономией — младший командир, сержант, помощник майора, — эту породу людей, много мнящих о своей значимости, Глеб хорошо знал. Остальные — рядовой состав. Короткостриженый брюнет с яйцеобразным черепом — не он ли приставлял пистолет к виску и «многообещающе» поглядывал на Анюту? Надо бы запомнить этого гаденыша… Квадратный крепыш, череп тоже квадратный, безволосый, глазки маленькие, щетина торчком — самый писк «молодежной» моды… Русоволосый тип со смазливым лицом и холодными глазами — иногда они открывались, сканировали замкнутое пространство, упирались в девушку и загорались. Истинный ариец? Последний тоже был приземист и неслабого сложения, в жестких волосах поблескивала ранняя седина. Глаза его были закрыты, но поза напряжена, ладонь поглаживала затворную раму «АК», лежащего на коленях.
