Оказывается, у Дениса была своя жизнь, в которую он не допускал Еву, почти так же, как не допускал ее в свою жизнь Олег.
Все равно Денис был другим. Она вспомнила, как он научил ее во время поцелуев и ласк смотреть в зеркало, и содрогнулась от сладостных воспоминаний. Господи! О чем она думает, когда его уже нет в живых?! Ева попробовала представить себе, как лежит где-то далеко его тело, раздетое и холодное… мертвое, – и не смогла. Это было слишком нереально. Она так явственно помнила его объятия, поцелуи, его внимание, его низкий, немного хрипловатый смех…
– Девушка, вы что?
Какой-то прохожий, на которого она налетела, увлекшись своими мыслями, сердито смотрел ей вслед.
В московских дворах пахло сиренью, на нагретом асфальте суетились голуби и воробьи, окна домов распахивали настежь, впуская прозрачный воздух вместе с ветром, шумом и сигналами автомобилей, голосами людей.
Ева подняла голову и посмотрела на небо, по которому быстро плыли куда-то маленькие облака. Теперь у нее ничего не осталось, кроме этого высокого неба, равнодушного к ее горю, этих зеленых, цветущих деревьев, этого асфальта, по которому стучали ее каблучки. Она вздохнула и заспешила к метро. Нужно еще успеть приготовить ужин, пропылесосить в квартире, купить хлеба… Олег терпеть не может вчерашние булки!
Ее мысли сами собой перешли на мужа. Что он там говорил о журналистке, которая обнаружила тело Дениса? Ева поразилась тому, как она подумала – не Денис, а «тело» Дениса. Где же тогда сейчас сам Денис? Она не заметила, как поезд метро доставил ее куда надо, как она вышла, купила хлеб, вошла в подъезд, поднялась по лестнице и открыла ключом дверь своей квартиры – словно все это за нее делал кто-то другой. А сама Ева была в этот момент далеко, в лесу, полном запаха сосновой смолы, горячей хвои и шороха травы под ногами. Денис шептал ей на ухо о том, как она прекрасна и как весь мир, созданный для того, чтобы они в нем встретились, радуется, что это наконец состоялось!..
Ева тряхнула головой, пытаясь сообразить, как она оказалась дома. Потом устало сбросила туфли, прошла на кухню и села, продолжая думать о Денисе. Так что там Олег говорил о журналистке? Как ее фамилия? Кажется… Соломирская? Еве показалось, что она уже где-то слышала эту фамилию. Она взяла табуретку, залезла на антресоли и достала оттуда пачку модных журналов, которые покупала иногда от нечего делать, а иногда из-за выкроек. Шить она не шила, но время от времени ей нравились какие-то журнальные модели, и она собиралась показывать их своей портнихе.
Ева начала лихорадочно перелистывать журналы, пока наконец не нашла интересующую ее фамилию – Аглая Соломирская! Надо же! Аглая! Может, псевдоним?
Ева позвонила своей бывшей ученице, редактору журнала «Диана», которая перед творческой поездкой в Испанию брала у нее уроки языка. С тех пор они изредка перезванивались, иногда встречались, болтали, пили кофе с пирожными.
– Анна Захаровна, это Ева, у меня к вам просьба… Вернее, вопрос!
– Сколько угодно вопросов! – обрадовалась редакторша. – И на все отвечу, если смогу! – Она добавила несколько фраз на ломаном испанском и развеселила этим Еву. – Что вас интересует?
– Вы знаете Аглаю Соломирскую?
Редакторша на минуту задумалась, потом засмеялась.
– И вас интересует «прекрасная Аглая»? В последнее время ее популярность бешено растет. Хотелось бы знать, за счет чего? Из-за внешности или благодаря таланту завлекать мужчин?
– А что, она…
– Сказочно, непередаваемо хороша! Настоящая московская красавица! Что-то пушкинское… Татьяна, Натали… «чистейшей прелести чистейший образец»…
– Соломирская – это ее настоящая фамилия?
– Представьте, да! И имя под стать – Аглая Петровна! Тоже ее собственное, не псевдоним. Колоритнейшая дама, смею заметить!
Анна Захаровна была родом из Пензы, из обедневших мелкопоместных дворян в десятом поколении, весьма этим гордилась и обожала изучать родословные своих знакомых. Ее «сердечный друг» работал в архиве, там она и получала разные пикантные сведения о том, кто чей предок и как причудливо иногда переплетаются судьбы людские.
– Это так интересно! – сказала Ева, желая разузнать о таинственной Аглае побольше.
– Удивительная история, – подхватила Анна Захаровна, радуясь, что нашла желающего послушать. – Была такая Соломирская, урожденная графиня Апраксина, из-за которой стрелялся какой-то французский дворянин; а потом еще было происшествие с полковником лейб-гвардии гусарского полка, между прочим, сослуживца Лермонтова.
– А что за история?
– Я точно не знаю… То ли она застрелила любовника, то ли… не буду говорить, не знаю!
– Жаль…
Еве действительно хотелось бы услышать подробности.
– Да, – согласилась Анна Захаровна, – но, к сожалению, больше нечем вас порадовать! Хотя…
– Что?
– Кажется, Мишель Лермонтов посвятил Соломирской стихи, «прославил деву на века»… – редакторша задумалась. Память на стихи у нее была отменная: раз услышанные или прочитанные строчки она могла, сосредоточившись, вспомнить в любой момент. И она вспомнила:
Над бездной адскою блуждая,
Душа преступная порой
Читает на воротах рая
Узоры надписи святой.
И часто тайную отраду
Находит в муке неземной,
За непреклонную ограду
Стремясь завистливой мечтой…
Вот, что-то такое… если не ошибаюсь! Не знаю, почему стихи именно такие… видимо, есть причина.
Ева поблагодарила редакторшу и задумалась. Стихи не выходили у нее из головы. Ей нестерпимо захотелось увидеть если не саму овеянную легендой и гением Лермонтова женщину, давно умершую, то хотя бы ее прапраправнучку. Ай да Аглая Петровна! Если она не только красотой, но и темпераментом в бабушку, то…
«Что со мной? – подумала Ева. – Неужели я ревную? Но ведь Денис мертв! И с чего я взяла, что между ним и этой Соломирской что-то было? Возможно, она просто хотела взять у него интервью, или написать статью о собаках, или… мало ли, что бывает нужно творческим людям? Аглая Петровна ведет рубрику в популярном журнале, ей необходимо поддерживать интерес читателей, вот она и встречается с незаурядными личностями, чтобы потом иметь материал. А Денис как раз такой мужчина, как ей надо! Со своим собственным взглядом на мир, на людей… Нет, я сама себя уговариваю! На самом деле происходит банальнейшая вещь – я ревную, и это тем более чудовищно, что я ревную мертвого».
Ева зябко повела плечами. Она испугалась проявления своих чувств. Что, если позвонить Аглае Петровне, встретиться и поговорить? Может, что-то и выяснится…
Госпожа Соломирская оказалась дома. Она выслушала Еву, которая представилась переводчицей с испанского и поклонницей журнальной рубрики «Психология флирта».
