«Ты, парень, лучше всех нас знаешь, как с ними управляться. — сказал он на первом же ночном привале. — Постарайся, чтобы они работали как следует. Пусть три зверя остаются при нас, а остальные бегают вокруг лагеря».
«Да, сэр, это я смогу».
Он ничуть не хвастался, задание было довольно простым.
В тот вечер подмастерья в основном разговаривали о бандитах и дикарях, и каждый старался рассказать самую страшную историю. Больше других преуспели в этом Алси и Генрил, вспомнив о племени каннибалов, обитавших в Талманских горах. Эдеард не стал говорить о гибели родителей во время путешествия с караваном, но об этом и так всем было известно. Кое- кто с интересом посматривал в его сторону, проверяя реакцию. Его невозмутимость заслужила молчаливое одобрение. Затем заговорил Мелзар и постарался убедить молодежь, что все не так уж плохо, что рассказы о бандитах наполовину выдуманы.
«В основном это обычные семьи кочевников, — сказал он. — Никаких организованных банд нет. Да и откуда бы им взяться? Если бы что–то подобное случилось, мы вызвали бы из города отряд милиции и разогнали бы их. Просто среди них встречаются мерзавцы, которые портят репутацию всех своих сородичей. Они ничем от нас не отличаются».
Эдеард не был в этом уверен. Он подозревал, что Мелзар просто пытался их успокоить. Но разговор продолжался, и постепенно подмастерья начали обсуждать своих мастеров. По их рассказам Эдеард решил, что Акиим просто святой. Оброн даже утверждал, что Гиипалт может и ударить подмастерье за какую–нибудь оплошность.
Визам, хоть и превосходил размерами Эшвилль примерно в пять раз, был отмечен такой же печатью упадка, как и небольшая деревня. Город раскинулся на холмах в окружении многочисленных ферм, и посередине его пересекала река. Необычным было лишь то, что здесь имелось две церкви Небесной Заступницы. Но разочарование Эдеарда быстро развеялось, как только караван проехал через высокие городские ворота. Все дома были сложены из камня либо из толстых бревен, поддерживающих оштукатуренные панели. Большинство окон блестели стеклами, а не закрывались ставнями, как в Эшвилле. И все улицы были вымощены камнем. Позже Эдеард узнал, что во все дома проведена вода и даже имелась канализация.
Первые два дня они протолкались на центральной рыночной площади, торгуясь с заезжими купцами и местными жителями, а потом закупая товары, недоступные в Эшвилле. Всем подмастерьям было разрешено привезти на продажу образец своей работы. Шкатулка Оброна, сделанная из дерева мартоза, покрытая изящной резьбой и отполированная до смолистого блеска, вызвала удивление Эдеарда. Кто бы мог подумать, что этот оболтус способен сотворить такую красивую вещь! К тому же какой–то купец заплатил за нее Оброну целых четыре фунта.
Сам Эдеард привез шесть ген–пауков. Их было труднее всего сформировать согласно стандарту, но пауки всегда высоко ценились за вырабатываемый ими армшелк. Привезенные пауки только что вылупились, они могли прожить еще восемь–девять месяцев и произвести шелка на несколько предметов одежды или защитных жилетов. За ген–пауков стали торговаться три женщины из гильдии ткачей. При всех своих способностях Эдеард впервые не смог определить, насколько они заинтересованы в покупке. Женщины торговались, скрывая свои эмоции за стальным щитом спокойствия, и поверхностный слой их мыслей был таким же гладким, как скорлупа ген–яйца. Оставалось только надеяться, что и он сумел скрыть свои чувства, когда покупательницы решили взять пауков по пять фунтов за каждого. Но, скорее всего, они не могли не почувствовать его восторг. Он еще ни разу в жизни не видел такой суммы, не говоря уж о том, чтобы держать ее в руках. Он даже довольно долго умудрялся ее не потратить. Но огромный рынок был полон различных диковинных товаров, в том числе отменной одежды, которой не сыщешь в Эшвилле. Покупая здесь, Эдеард чувствовал себя чуть ли не предателем, но все же выбрал для зимы длинный непромокаемый плащ на стеганой подкладке. Чуть дальше он обнаружил прилавок с высокими ботинками на толстой шелкрезиновой подошве, которая прослужит не один год, — значит, это было неплохое вложение денег. Еще ему понравились кожаные шляпы с широкими полями. По словам подмастерья кожевенника, такой головной убор летом защищал от солнца, а зимой — от дождя. Подмастерьем оказалась симпатичная девочка, изо всех сил старавшаяся подобрать Эдеарду подходящую шляпу. Он даже постарался затянуть разговор как можно дольше.
Собратья встретили его новый наряд дружным смехом. Но они тоже потратили большую часть своих денег, и далеко не все проявили себя такими же практичными.
Вечером Мелзар разрешил им без сопровождения пойти в таверну, но при этом грозил самыми страшными карами всем, кто попадет в неприятности. Эдеард отправился в город в компании Алси, Генрила, Джанейн и Фахина. Весь вечер он надеялся встретить девочку — подмастерье кожевенника, но к тому времени, когда их компания добралась до третьей таверны, незнакомый эль сделал свое дело, лишив их возможности совершать какие–либо поступки, кроме как снова пить. И петь. От остальной части ночи в памяти Эдеарда не сохранилось ни малейшего следа.
Утром, проснувшись в лагере под одной из телег, Эдеард решил, что умирает. Вероятно его отравили, а потом ограбили. Он недосчитался значительной суммы из своих денег, едва стоял на ногах, даже думать не мог о еде, а кроме того, от него воняло, как от нечищеного хлева. И впервые он не помнил, чтобы его мучили загадочные сны. Но потом он обнаружил, что отравление было массовым. В таком же плачевном состоянии, как и он, пребывали все остальные подмастерья. А взрослые, глядя на них, весело посмеивались.
— Вот вам еще один урок, — прогудел Мелзар. — Вы его отлично усвоили. В этом отношении вы всё выучили в рекордно короткое время.
— Какое свинство, — простонал Фахин вслед ушедшему Мелзару.
Этот высокий парень был таким худым, что казался ходячим скелетом.
Он учился у деревенского доктора и потому для улучшения зрения получил дну из нескольких имевшихся в Эшвилле пар очков. Они ему не очень–то помогали, зато увеличивали его глаза до такой степени, что производили пугающее впечатление. Ночью он умудрился где–то потерять куртку и теперь дрожал всем телом, но не только из–за утренней прохлады. Эдеард еще никогда не видел его таким бледным.
Фахин начал рыться в своей медицинской сумке, с которой никогда не расставался. В ней он носил пакетики с высушенными травами, маленькие флаконы и несколько свернутых в трубочки льняных бинтов. Прошлой ночью в тавернах эта сумка не раз становилась предметом насмешек, но Фахин ни за что не согласился бы с ней расстаться.
— Как ты думаешь, они позволят нам ехать на телегах? — печально спросила Джанни, поглядывая на усмехавшихся взрослых. — Я не думаю, что смогу сегодня взобраться на ген–лошадь.
— Наверняка не позволят, — ответил Эдеард.
— А сколько денег у нас осталось? — поинтересовался Фахин. — У всех нас?
Подмастерья принялись нехотя шарить по карманам. Фахин набрал два фунта мелочью и побрел к лавке с сухими травами. Вскоре он вернулся, вскипятил воду, высыпал туда содержимое нескольких пакетиков и вылил жидкость из флакона, хранящегося у него в сумке.
