Они вышли из аллеи, окруженной темно-зелеными тисами, и оказались на открытой лужайке. Правда, тут они сразу попали под жаркие лучи солнца, и пришлось переместиться в тень раскидистого старого дуба. Здесь они остановились, и Гуров сказал:
– Мне хотелось, чтобы вы чуть подробнее рассказали мне о нашей вдове, Татьяне Михайловне. Что она за человек? Что собой представляет? Ведь вы часто встречались и должны были неплохо ее изучить. А вы, Ирина Васильевна, как я успел заметить, человек весьма наблюдательный.
– А почему вас вдруг заинтересовала Татьяна? – спросила Вдовина.
– Я же уже говорил: меня интересуют все, кто был в усадьбе в момент убийства, все участники и свидетели этой драмы. Какова роль каждого в ней, это мне еще предстоит определить. Но для этого я должен хорошенько всех изучить. Итак, что вы можете сказать о Татьяне Кононовой?
– Хорошо, я расскажу, что знаю, – согласилась Ирина Васильевна. – Правда, это не доставит мне удовольствия – как не доставляло его и общение с несчастной вдовой.
– Но почему? Разве она такой неприятный человек?
– Нет, при первом знакомстве никаких неприятных впечатлений вы не получите. Но потом… В юности, до знакомства с Аркадием, Татьяна была дизайнером, и, как видно, неплохим специалистом. Она и сейчас может сказать, какой ковролин в гостиной пойдет, какой нет, какие светильники. Но работать не хочет, о профессии не тоскует. Десять лет назад, когда мы познакомились, она была очень счастлива, что вышла за банкира. Считала это своей большой удачей. Но потом все изменилось…
– Из-за постоянных измен Аркадия?
– Ну да. То, что муж склонен к изменам, было для Татьяны настоящим шоком. Выходя замуж, она не догадывалась об этой черте его характера. Первые его романы она очень переживала. Уходила, забирала сына, жила отдельно… Но потом вернулась. Она уже привыкла жить в богатстве – в собственном доме, со слугами, своим водителем, привыкла хорошо одеваться, носить драгоценности… Она не могла от всего этого отказаться. Но и смириться с неверностью мужа тоже не могла. В итоге она его просто возненавидела. Любила – и в то же время ненавидела. Его самого, его друзей, его пассий – тех, о ком она узнавала. Тому, как она жила, не позавидуешь.
– Тогда ответьте на один вопрос, – сказал Гуров, внимательно глядя на свою собеседницу. – Скажите, могла ли Татьяна…
– Убить своего мужа? – закончила за него Вдовина. – Я уже сама над этим думала. И решила так: психологически – да, могла. В приступе ярости, во время очередного скандала (а скандалы у них случались регулярно, каждый месяц) – могла. Но ведь тут было другое. Украсть пистолет, подбросить записку… А потом – башмаки! Татьяне бы в голову не пришло надеть чужую обувь, да еще мужскую! Она ведь очень брезгливая, чужую вещь никогда не наденет. Так что тут не сходится.
– Есть еще один довольно деликатный вопрос, – сказал Гуров. – А как Татьяна относится к вам лично? К вам и вашему мужу?
– Да, это вопрос… – задумчиво произнесла Ирина Васильевна. – И ответ будет, возможно, неожиданный. Знаете, мне кажется, что она нас ненавидит.
– Ненавидит? Почему вы так думаете?
– Внешне все выглядит очень пристойно. Внешне Татьяна – сама любезность. Но иногда она выдает себя. Не может удержаться, и тогда в ее глазах можно прочитать такую злобу…
– Но почему?
– Я ведь уже говорила – она ненавидит все и всех, что связано с мужем. И потом… Думаю, она завидует миру в нашей семье. У нас, конечно, тоже случаются разлады, даже ссоры, но они проходят очень быстро, и мир восстанавливается. Мы с Игорем любим друг друга, и эту любовь не поколебали четверть века совместной жизни.
– Спасибо, Ирина Васильевна, вы мне очень помогли, – сказал Гуров. – Позвольте мне проводить вас домой.
– Не надо меня провожать, – ответила Вдовина. – Я хочу еще погулять. А вы идите.
И Гуров направился к дому. И вновь, когда он покидал лужайку, у него возникло ощущение, что из-за кустов за ним кто-то наблюдает. Он остановился, вгляделся в листву. Нет, там никого не было. Определенно никого.
Глава 19
Прежде чем войти в дом, Гуров сделал один телефонный звонок в Кашин, в следственное управление. Разговор получился довольно долгим, но, в конце концов, сыщик убедил своего собеседника. После этого он поднялся на второй этаж и постучался в комнату Татьяны Кононовой. На этот раз он не услышал «войдите». Хозяйка сама открыла ему дверь. Он заметил, что она одета не так, как выходила к столу.
– Все же собираетесь уезжать? – спросил он.
– Да, я решила ехать, – отвечала вдова. – Нечего мне здесь делать. Я уверена, что в Кашине мне все удастся сделать. Заберу тело мужа, организую его отправку, а потом и сама поеду в Москву.
– Хорошо. Я только хотел задать вам еще несколько вопросов. Это задержит вас совсем ненадолго.
– Вопросы, вопросы…
Вдова криво усмехнулась. А Гуров про себя отметил, что за время, что жил здесь, ни разу не видел, как она улыбается. Усмешку – да, усмешку видел. А вот улыбку – нет. Что ж, есть люди, которых жизнь отучила улыбаться.
– Вы мне и в прошлый раз задавали вопросы, – продолжила Кононова. – И мне, и другим. И что толку? Что-нибудь узнали? Вы по два, по три раза поговорили с каждым, кто здесь живет, – и ни на шаг не приблизились к разгадке. Все ваши вопросы бессмысленны. Но ладно. Раз вам так хочется – задавайте свои вопросы.
– Тогда давайте присядем, – сказал сыщик и устроился на стуле. Вдова села в кресло у окна.
– Вы за обедом сказали, что плохо себя чувствовали, – напомнил Гуров. – А что случилось, если не секрет?
– Однако, ну и вопрос! Это просто наглость! – Татьяна Кононова возмущенно покачала головой. – Вот уж точно это не ваше дело. Пользуясь вашим собственным выражением, это секрет.
Однако Гуров не обратил внимания на ее тон.
– Возможно, что-то было не в порядке с сердцем? – продолжал он как ни в чем не бывало. – Или с головой?
– Вы что, решили поразить меня своим полицейским хамством? Почему у меня должны быть проблемы с головой? На что вы намекаете?
– Я не сказал «проблемы», – поправил ее Гуров. – Я лишь предположил, что у вас могла болеть голова. В чем же здесь хамство?
– Почему у меня вдруг должна заболеть голова?
– Потому что она у вас в этом доме уже болела.
– Что вы мелете?! Что за бред?!
Татьяна Кононова в возмущении вскочила с кресла.
– Все, я больше не собираюсь слушать эту ерунду, – заявила она, направляясь к двери. – Я уезжаю!
Гуров и не думал ей препятствовать. Он невозмутимо продолжал сидеть, оглядывая комнату. Казалось, его весьма занимал рисунок на обоях. Но когда вдова уже открыла дверь, вслед ей раздался голос сыщика:
– Езжайте, прокатитесь до Кашина. А потом обратно…
