В них присутствовала какая-то не подростковая, а взрослая внутренняя ответственность.
Подростка Галактиона определили в шахту Осиновского рудника, а Назар, постарше его на десять месяцев, повесткой востребовался военкоматом. Итак… Простая серая бумажка, но в ней ясно и чётко обозначено: такого-то и во столько-то явиться…
Повестки в тот день получили ещё в шестнадцати домах. Семнадцать человек, в основномтакихже подростков, провожали таволжане 19 ноября 43-го. Рёв стоял по всей деревне. Ещё бы! Шёл третий военный год, а столько похоронок, столько чёрных вестей. У Федоры троих сыновей унесла война, а у её же старшей снохи Анны Осиповны погибли трое братьев: Филипп Осипович, Семён Осипович, Федул Саввинович Коноваловы, а Фома Коновалов воевал. Сама она тоже стала солдатской вдовой. У золовки Ирины Филипповны погиб зять – Иван Иванович Одинцев и ушел таким же юнцом, как и Назар, сын Михаил Кокшаров.
У Марьиной золовки Екатерины Игнатьевны погиб муж Савва Елфимов.
Воевал сын репрессированного Варфоломея Ивановича – Панфил Варфоломеевич Васильев, а также ещё один внук, Михаил Саввич – сын третьей дочери, Федосьи Варфоломеевны.
Чужого горя не было – оно было общим, и переживали его сообща, оплакивая погибших, поддерживали друг друга. Каждую весточку с фронта ждали со страхом и с надеждой. Панического настроения не было, но как это нужно было понимать простому смертному, когда верховные державные правители, буквально недавно бравировавшие гениальной правотой своих деяний и непобедимостью, забрали всех мужиков из деревни и уже положили глаз на не подошедших пока по возрасту для призыва, безусых юнцов. Неужели выдыхается великая держава?
Шла Марья Варфоломеевна с сыном через родную деревню за поскотину, к месту расставания – свету белого не видела. Чтобы не показаться сыну слабой, как могла, сдерживала слезы. На возвышенности, где кончается поскотина и начинаются поля, извечно заканчивались проводы рекрутов, происходило расставание провожаемых и провожающих. Плач, неумелые поцелуи, добрые пожелания и обещания вернуться. Так и в этот раз: обняла мать сынка, и был он таков. Рассадили рекрутов по саням и на лошадях повезли – кого навсегда, а кого на долгие-предолгие годы. Уж кому что предначертано… В Быньгах Назар забежал попрощаться с семьёй дяди Панфила Варфоломеевича, воевавшего на Керченском полуострове. С шестерыми детьми осталась солдатка Анна Зиновьевна одна коротать и мыкать горе в военное лихолетье, не зная, что ждёт её впереди. Погиб её брат Илларион Зиновьевич, получено известие о тяжёлом ранении брата Егора Зиновьевича…
Что будет дальше – не ведала, но молилась, верила и это же внушала детям, что обязательно вернётся их отец-кормилец. Все жили надеждой на его возвращение.
Проводивши сына, сжалась-скукожилась Марья и забылась только в работе. Так же, как и сестра Федора, вечерами надомницей шила полушубки для армии. Главным же для себя считала моленье, и молиться не переставала никогда. Молилась истово и горячо, ибо знала, что нет ничего сильнее на всём белом свете, чем молитва матери.
В семье отца-тятеньки Варфоломея Ивановича Васильева, откуда она вышла замуж, почитание старообрядческих устоев жизни было наиглавнейшим законом и нормой жизни. Молясь о спасении и помиловании раба Божьего воина Назария в пути-дороге, вымолила она – услышаны были её молитвы. Не смотря ни на что, пусть раненым, ноживым вернулся её Назарик… Выжил, выстоял в этой страшной войне солдат! Только всё это было потом, через семь лет, а пока… Чебаркуль, запасной стрелковый полк, карантин, присяга на верность (за три недели до семнадцатилетия!), муштра, изучение военного ремесла, обмундировка – не позавидуешь, голодное и полуголодное существование! Перед отправкой думалось, что в армии будут кормить получше, да не тут-то было. Дома-то хоть родная сторона, а тут всё чужое.
По стечению обстоятельств, при написании этих строчек в начале марта 2011 года я увидел телепередачу «В живых осталось мало» с участием ветеранов войны. Среди них был Гостюхин Сергей Григорьевич (после ранения в 1943-м попавший в Чебаркуль), который с экрана телевизора свидетельствовал неправдоподобное, что там по 5-6 человек умирали от голода. Пусть всё это, может, и преувеличено, но дыма без огня не бывает. Видимо, такие случаи имели место. Есть хотелось всегда, а молодому организму не объяснишь, что война и что посажен на скудный паек. Выручали природные находчивость и предприимчивость некурящего служивого.
Пока молод – не задумываешься ни о чём, но попадись тогда какому-нибудь ретивому служаке-командиру, можно было нажить беды, и немалой.
Ночью после отбоя скрытно от всех бегал красноармеец Грошев к скотникам на находящийся в округе скотный двор, где менял табак и деньги на колоб. Колоб отдалённо напоминает съестное кушанье, неприятное для человека, которое служило пищевой добавкой для скота… Но всё равно это лучше, чем ничего. Голодному учёба на ум не идёт, а готовили-то их и гоняли основательно. Кто-то осваивал противотанковые ружья и учился истреблять танки, а Назар обучался мастерству телеграфиста на радиостанциях малой мощности.
С наступлением тепла жить и служить стало легче. Не зря говорят: лето – не зима.
Осенью 44-го к ним в Чебаркуль приехали представители 8-й Первомайской воздушно-десантной гвардейской дивизии. После ожесточённых кровопролитных боев в Румынии дивизия была выведена в Союз на переформирование и пополнение личного состава.
Объезжая резервные части, вербовщики отбирали новобранцев, записывали добровольцев. Так Назар Грошев из всех призванных семнадцати земляков единственный стал добровольцем и зачислился разведчиком 26-й гвардейской воздушно-десантной бригады 8-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Что побудило его в числе добровольцев выйти из строя?.. Позади себя он слышал ропот: «Ты что, Назар, там же убьют!», но всё равно он сделал эти три шага из строя, которые оказались в его солдатской жизни судьбоносными. При отбытии из Чебаркуля ему выдали новое обмундирование, кожаные ремни и сухой паёк, который состоял из буханки хлеба, двух пересушенных пожелтевших селёдин и пачки крупяного концентрата. Определив ему место в вагоне, новые командиры строго наказали никуда не рыпаться без них и надолго исчезли. Проводить Назара к поезду смог только один из земляков.
В ожидании отхода состава они вдвоем съели сухпаёк полностью. Ехать до города Киржача во Владимирской области, где дислоцировалась дивизия, пришлось долго, и воин основательно оголодал. Новобранцы, ехавшие с ним в вагоне, не предлагали ему ничего, а он у них просить не захотел.
На какой-то станции эшелон стоял на запасных путях, где подсаживали новое пополнение. По поведению местного населения стало понятно, что где-то рядом находится какой-то базар или рынок. Оголодавшего солдатика ноги понесли туда. Чутьё не подвело – чего только там не было: торговали, меняли, продавали… Дородная краснолицая женщина громко провозглашала: «Шаньги, горячие шаньги!». Не устоял перед соблазном будущий десантник – слямзил остаток стряпни вместе с разносом. Бегать он умел быстро, а перспектива оказаться пойманным подстегнула и добавила прыти. Впоследствии, вспоминая об этом, он как-то стеснялся этого поступка, но, как говорится, из песни слов не выкинешь!.. По прибытии к месту расположения соединения снова началась напряжённая учеба по новым программам.
