Грошев Назар Васильевич, служба в ВДВ. Украина, 1949 г.
Грошев Назар Васильевич (справа). Послевоенная служба. г. Никополь, 1950 г.
Главное, живой вернулся и вновь увидел родную деревню и родных. В послужном списке около восьмидесяти выполненных парашютных прыжков, несколько благодарностей Верховного Главнокомандующего, за сухими строчками которых – смерть друзей, кровь, пот и черновая солдатская работа. Всё это для солдата-освободителя было позади, а впереди – мирный труд.
Вернулся: все пожитки в мешке – ни средств к существованию, ни мирной специальности. Мать одна, брат Лаврентий служит в армии. После того, что увидел в цивилизованной Европе, захотелось самому как-то покрепче встать на ноги и помочь матери. Решил ехать на Лёвихинский рудник, который в то время активно развивался. Да и вообще, медная промышленность в этих местах набирала силу. Так Назар, сменив солдатскую форму на шахтёрскую робу, начал осваивать шахтёрское дело. Работал забойщиком, крепильщиком горных выработок, а после учёбы в горном институте на курсах по усовершенствованию технического образования, стал начальником горного участка и горным мастером. Понравился ему этот рабочий поселок. Тут он обзавёлся друзьями, здесь его избрали депутатом по Лёвихинскому округу.
Как ни не хотелось, но по сложившимся обстоятельствам в 1957 году пришлось переехать в Верхнюю Пышму и там снова обживаться. Выстроил новый дом, но затем с подрастанием сыновей принялся за строительство более просторного двухуровневого дома. Все работы выполнял сам, да и подрастающие сыновья помогали. Парни выучились, отслужили в армии, женились. Жизнь шла своим чередом.
Незаметно подошёл пенсионный возраст.
Будучи на пенсии, Назар продолжал работать, помогая сыновьям обживаться. Помимо того, он перенял от дяди Панфила Варфоломеевича мастерство выделки овчин. В то время полушубки были востребованными, а функционеры, властьпредержащие, косо смотрели на такое кустарное ремесло, и можно было с ним нажить большие неприятности. Несмотря на это, он с удовольствием помогал обращающимся к нему за помощью. Качество работы было отменным, и владельцы полушубков, надевая добротную вещь, с благодарностью вспоминали доброе дело скорняка.
Сейчас, перебирая документы и бумаги, сохранившиеся от Назара Васильевича, понимаешь, что прожил он жизнь достойно: благодарственные письма президентов, министров обороны, почётные грамоты, благодарности. Сколько всего! А ведь за всем этим – добросовестный труд простого человека-труженика, человека-воина, человека-отца. И, по большому счёту, не в больших кабинетах и резиденциях вершится история страны, а творят её вот такие скромные, простые и настоящие люди – патриоты.
Уже нет среди нас, родственников, этого человека. Но каждый, думается, с горечью осознаёт, как его не хватает. При всей своей постоянной занятости он всегда находил время раз-два в год объехать и посетить родню. Зайдёт, по-простому поговорит, неназойливо посоветует… Для некоторых, без преувеличения, это многого стоило.
Читателю может показаться, что образ персонажа идеализируется, но, однозначно, общение с этим, никогда не курящим и не пьющим человеком с грубовато-мужской красотой свежего лица, с феноменальной памятью и какой-то по-человечески приятной и простецкой дикцией, доставляло настоящее удовольствие. Одно только досадно констатировать, что такие люди, как Назар Васильевич Грошев, не упомянуты в Книге памяти Невьянского района. А ведь такими людьми земляки должны гордиться, а их биографии могут служить примером для воспитания молодежи.
Возвращённые имена
Сносная размеренная жизнь, мирное бытие 40-х годов XX века, – и вдруг всё это рушится и разделяется на «до» и «после». Так было во все времена, когда начинались войны…
Так было и тогда, в 1941 – м, когда разразилась страшная война. Число 22 в июне разграничило время до войны, а всё остальное (сама война, непереносимое горе, коварные безжалостные похоронки, вдовство и сиротство…) – после.
Ненасытные эшелоны увозили на передовую фронтов призванных и растворившихся в шинельно-серой солдатской массе таволжан – крепко сбитых парней и заматеревших мужиков. Одни уезжали, чтобы уже никогда не вернуться… 70 лет прошло, как они, убитые, лежат в чужой для них земле. Другие – те, кто вернулся, списанные ли по ранению досрочно или провоевавшие до Победы, с мучимыми их тела осколками, с тяжёлыми последствиями от ранений и контузий, доживали свои дни в родных местах.
С начала второго тысячелетия, с нулевых его годов, на могилах фронтовиков за счет Минобороны (что хорошо) устанавливаются памятники, а вот умершим ранее этого не полагается… На нет-спроса нет, ну и ладно!
Вернувшимся же с фронта и умершим с 40-х по 70-е годы прошлого века не полагается вообще ничего, и, самое жуткое, они ни в каких списках не значатся, их имена не занесены в Книгу Памяти, их как будто не было, и они не воевали… Только при поверхностном вникании в этот вопрос всплывает более 20 фамилий.
Первая перекличка фронтовиков происходила в 60-х годах, а данные для Книги Памяти готовились позже, и за это время кто-то умер, кто-то куда-то уезжал. Так значительная прослойка осталась за бортом.
Чтобы как-то исправить эту несправедливость, нужно хотя бы по максимуму вспомнить их и поименовать их где-то.
Они при жизни-то никогда и ничего не просили, а теперь им, умершим, вообще ничего не надо.
Никто не скажет: стыдно ли им там или нет, больно иль не больно за утраченные в отвоёванной им стране нравственные ориентиры, за растраченный былой потенциал и величие нации. Мёртвые неймут этого!
Свой земной долг и предназначение они исполнили сполна. Им мы не нужны – нужны они нам. Ох, как нужны! А нужны-то они, чтобы покаяться пред ними за уничтоженные и покинутые (выпестованные ими) деревни, за заброшенные поля, за варварски по бессовестному вырубленные и загубленные леса, за всё за то, на что без слёз сейчас смотреть нельзя. Они нужны, чтобы помня их, находить и черпать силы для обретения иного смысла жизни, достойного нормального порядочного человека. Вот они – наши земляки:
БАЛАКИН Григорий Иванович (1924-1965). Родился в деревне Сербишино. Воевал в составе ВДВ. При штурме и взятии столицы Венгрии Будапеште был тяжело контужен и ранен, потерял слух, который с трудом после войны восстановился. Награды были, но какие – пока неизвестно. В его семье родилось четверо детей. Похоронен в родной деревне.
