Клем возвращается в кухню и ставит чайник.
– Что?
Олли смеется.
– Ничего, – отвечает он. – Просто…
– Что?
– “С молоком, с одной” и “с молоком без никакой”.
– Ну ладно, ладно, согласна, смешно.
– Похоже на начало особого порно-сюжета про мойщиков окон. С молоком, с одной и с молоком без никакой. И ты такая стоишь в передничке и с розовой метелкой для пыли. И без трусов.
– Вообще-то я думала, больше похоже на эпизод из “Работниц”
[29].
Клем подходит к кондитерскому шкафу за ультрамелким сахаром. Олли не желает признавать существование этого кондитерского шкафа, и, если ему выпадает мыть скалку, кисточку для смазывания пирогов или такую круглую штуковину для разрезания печенья, он оставляет все это рядом с мойкой, чтобы Клем потом убрала сама.
– Или на смотрительницу бомбоубежища – такую, знаешь, которая одним своим видом утешает и дарит надежду. То есть вроде бы немного материнский образ, но в то же время не лишенный сексуальности. Хотя… – Она улыбается. Смеется. – Ох.
– Хотя? Ох?
– Один был не такой. Я помнила, что кто-то из мойщиков в прошлый раз попросил у меня чая, приготовленного как-то иначе. А потом оказалось, что и сам он тоже другой, когда он попросил чая с двумя ложками сахара.
Олли тоже смеется:
– Скажи мне, какой чай тебе налить, и я скажу, какой ты мойщик окон!
– Именно.
– Для тебя они и есть лишь то, каким образом они пьют чай.
– Представь себе.
– Ты высокомерная стерва.
– Да.
– Иди ко мне.
– Я же сейчас… в каком-то смысле…
Олли вздыхает:
– Конечно. Я понимаю.
– Может, попозже?
Ну такое просто как бы растение, ага, стручок.
Горошины
Нет, скорее такой типа стручок ванили
Ванила айс айс бейби…
ЛОЛ ага ну примерно, но все-таки не совсем как ваниль, он очень очень жирный если потрогать
Как те штуки, которые мама кладет в рисовый пудинг
Не моя мама, но да Ты его трогала?
Ага.
Руки потом помыла ведь.
Ну еще б.
Хоть взяла себе один?
Пока нет, но это не проблема, если понадобится, есть тут один парень, который
Они прям правда смертельные да?
Да, типа реально реально смертельные.
ЛОЛ – реально смертельные!
???
Ну, типа как будто бывает нереально смертельный
Ага, но я тебе говорила, что эти ребята говорят про разные уровни смерти
Ну это-то фигня, понятно
Но Смерть – это ваще-то конец
Но… О’кей, ладно…
Если смерть не конец, то я не знаю, что тогда конец
Да, но они говорят, что ты типа возвращаешься, а им не хочется возвращаться
Если бы меня спросили, я бы выбрал вернуться
Ну и там есть еще одна вещь, но про нее я тебе не скажу, потому что она совсем того
Давай
Это не я придумала, о’кей?
Неважно
У этих растений есть цветок, и, когда на него смотришь, он может принять вид Иисуса, Будды или еще чего-нибудь такого религиозного.
Ну они вообще
Ага. Типа, а законы физики и все такое
Ну да Они не в себе, эти типы
Да, точняк
А чего именно Иисус-то?
Ну типа если ты просветлился, то начинаешь видеть других просветленных
Ты как будто сама поверила во всю эту хрень
Им просто невозможно не верить, чувак, хотя понятно конечно, что им всем крышу посносило
Ну ты хиппи
Да нет, раз задумываю такое
В смысле
Ну, там, мир, любовь и Можно просто сказать Грегу, чтоб он валил
Холли испытывает необычные ощущения у себя между ног или, по крайней мере, пытается испытать, поскольку в книге сказано, что так должно быть, когда думаешь о каком-нибудь знакомом из школы (неважно, мужского или женского пола), которого тебе хотелось бы поцеловать. Но вообще-то у нее нет в школе таких знакомых, которых ей хотелось бы поцеловать, ведь поцелуи – во всяком случае, со слов Хлои, взрослые французские поцелуи, когда нужно тереться языками с каким-нибудь парнем прямо у него во рту, – это отвратительно, и Холли не хотелось бы делать это ни с кем вообще. В книге написано: “Ты когда-нибудь клала между ног подушку?”, а еще: “Тебе это понравилось?” и: “Ты крепко ее сжимала?” И нужно ставить галочки в квадратиках рядом с теми вопросами, на которые отвечаешь утвердительно, и Холли сомневается, что ощущения у нее между ног – правильные, а еще она подозревает, что все это ЖУТКО НЕПРИЛИЧНО, и, если кто-нибудь увидит у нее эту книгу, она лучше заранее умрет, но иногда она не может удержаться и снимает ее с полки, чтобы почитать снова.
В этой книге есть изображения мальчишечьих членов, Холли нравится их рассматривать – уж во всяком случае, это ей нравится намного больше, чем мысли о поцелуях. В книге нарисовано много мальчиков с маленькими членами, но ее любимая картинка – та, где изображена эрекция, то есть большой член, он выглядит по-взрослому в сравнении с теми маленькими и к тому же стоит торчком, чего в настоящей жизни Холли никогда не видела. Понятное дело, если бы она увидела такое живьем, пришлось бы зажмуриться и, наверное, даже захихикать: это ТАК неприлично, но неприлично в каком-то щекотном смысле слова – с некоторыми неприличными вещами такое бывает. Из-за этой книги Холли теперь представляет себе персонажей “Великолепной пятерки” с членами (в книге они называются “пенисы”, но это мерзкое слово) и влагалищами и иногда фантазирует, будто всех их поймали преступники и заставили раздеться, чтобы сфотографировать в голом виде и отправить фотографии в газету, а в газете их по ошибке помещают на первую полосу, и их видит весь мир!
Или вот что еще могло произойти: Джордж из “Великолепной пятерки” часто принимают за мальчика, так что цыгане или пираты запросто могут запереть ее в мальчишеской камере, а потом они, такие, скажут: “Докажи, что ты действительно мальчишка!”, и Джордж не сможет доказать, и тогда они стянут с нее трусы и увидят, что члена у нее нет, и станут тщательно изучать ее с помощью разных инструментов, какие попадутся под руку, – карандаша, например, или линейки, ну, просто, чтобы окончательно убедиться, а потом отшлепают ее по голой попе все той же линейкой в качестве наказания, а Джулиан, Дик и собака Тимми будут на это глазеть. С Джулиана и Дика тоже снимут трусы, чтобы увериться, что они мальчишки, и Джордж придется смотреть на их члены.
