– Извини. Я ничего не смыслю в искусстве.
– Ясно.
– Вот к тому же Изи прислала смс. Ее балетный урок закончился, она предлагает встретиться в Ковент-гарден. Ты с нами?
– Конечно.
Бриония заходит в кухню – посмотреть, не осталось ли немного шоколада. У Джеймса в руках стручок с семенами, который достался Брионии в наследство от Олеандры. Бриония сунула его в лоток из-под мороженого и убрала в дальний угол кухонного шкафа, на самую верхнюю полку, как только они вернулись с поминального ужина. Только сейчас она понимает, что напрочь об этом забыла. Наверное, очень устала тогда. Но вообще…
– О боже.
– Что?
– Черт возьми, что ты делаешь?
– Просто смотрю. Нюхаю. Знаешь, он пахнет довольно…
– Убери его. Немедленно.
– Господи боже мой, да не волнуйся ты так, Букашка. Это всего-навсего стручок. Вполне себе симпатичный. Ты только взгляни.
Стручок – длинный, черный и маслянистый, очень похож на ваниль. Только…
– Так. Послушай. Такой же стручок, вероятнее всего, убил моих…
– Ты не можешь знать наверняка, что…
– Такой же стручок, вероятнее всего, убил моих родителей.
– Успокойся. Совсем не обязательно орать на весь дом.
– Твою мать, – произносит Бриония сквозь слезы. – Убери его.
– Это просто растение, Букашка. Просто растение.
– Черт, как же меня бесит, когда люди говорят про “просто растения”, “просто травки”… Уж чему-чему, а одной вещи меня родители научили… Послушай, у тебя есть хоть малейшее представление… ты вообще хоть раз в жизни задумывался над тем, на что способны растения? Может, ты и с ядовитым пасленом в руках так же радостно стоял бы посреди кухни? Или с куском мухомора? Или, я не знаю, с цветком болиголова?
– Но это ведь просто стручок.
– Отлично. То есть стручки, по-твоему, не могут быть опасны. А о том, что в семенных коробочках мака содержится опиум, ты никогда не слышал? Или о тисовых ягодах, которые на самом деле шишки и убивают человека на месте, и потом, есть еще клещевина с ядовитыми семенами, содержащими рицин, а еще…
– Но это не маковая коробочка, и не тисовая шишка, и ничего из того, что ты перечислила.
– Нет. Это кое-что пострашнее.
Бриония плачет уже в голос. Как ужасно, что он ее не слушает. И даже салфетку не догадается подать. А впрочем, она все равно сейчас ничего не возьмет из его рук, после того как он трогал стручок.
Джеймс вздыхает.
– Если эти стручки действительно так опасны, объясни мне, пожалуйста, почему мы храним его дома?
– Потому что мы… потому что я получила его в наследство.
– Ага, хорошо, но, если, по твоим словам, он настолько ядовит, возможно, было бы умнее спрятать его от детей?
Джеймс возвращает стручок в пластиковый лоток и протягивает Брионии.
– Буду накрывать на стол, – говорит он.
– Вымой руки, прежде чем прикасаться к еде.
Он опять вздыхает.
– Ты меня убиваешь своей паранойей.
– А ты меня – своей охренительной тупостью.
– О боже, однажды я работала на такой, знаешь, телефонной линии.
– Не может быть.
– Правда.
– И что же ты говорила?
– Ну, стандартные вещи типа: “Я стягиваю с себя розовые трусики”. Или “М-м-м, мой сладкий, я такая влажная”.
– И что же, тебе было слышно, как они… ну…?
– Что, как они дрочат? Ага. Они все время просили меня поторопиться, но по инструкции мне полагалось тянуть время. Мы сидели в кабинках, отопление шпарило на полную мощь, но окна были открыты, и мы часами тяжело дышали в трубку. Слышно было, что говорят другие девушки. Иногда можно было умереть со смеху.
– Что они говорили?
– Я уже не помню, – говорит Никола. – Но, например, одну девушку уволили за то, что она пригласила кого-то из звонивших нам мазохистов помочь ей с ремонтом. Нет, ну вообще, конечно, это ж какой надо быть дурой, чтобы давать свой адрес человеку, который звонит тебе по дорогой сексуальной линии? А впрочем, она содрала с него триста фунтов за то, что он отпарил ей кучу обоев со стружкой – само по себе это, конечно, не так уж весело, но, пока он отпаривал, она отделывала его хлыстом (который он принес с собой) и обзывала ни на что не годным пидором.
– Ненавижу обои со стружкой, – говорит Чарли.
– Тогда тебе у нас не понравилось бы. Нам определенно нужно вызвать мазохиста.
– Свои я несколько дней отдирал.
– Тогда, может, сразу нескольких. Интересно, их можно нанимать целыми бригадами?
– Надо, чтобы кто-нибудь открыл агентство по секс-найму.
– О боже. БДСМ будет наконец приносить пользу обществу.
– Ага. “Здравствуйте, не могли бы вы приехать и нам отпарить?”
– Отпарить, отжарить и отделать!
– Ха-ха, ага, отделать – подходящее слово в этом контексте.
И день идет себе дальше.
Если бы вы обнаружили, что вы – единственный человек на Земле, а все вокруг – на самом деле театрализованная часть вас самих, как бы вы изменили свое поведение сейчас, в эту самую секунду? Какие свои действия вы немедленно прекратили бы? Какие, наоборот, начали бы выполнять? А что вдруг перестало бы иметь для вас всякое значение?
– Войдем через главный вход, – говорит Беатрикс Брионии и Клем.
Они всегда идут через главный вход: от него сильнее веет историей, и еще этот вход – самый приятный. Зачем входить через менее приятные двери или, того хуже, через те, которые ведут к магазину уличной моды, где можно купить три скверно сшитые футболки за десять фунтов? Почему бы не войти, как подобает?
– Обожаю “Селфриджес”, – говорит Бриония.
И это правда, она действительно без ума от “Селфриджес”. Она любит шествовать через главный вход и чувствовать себя немножко знаменитостью: в огромных солнцезащитных очках от “Шанель” и с сумочкой “Малберри” в руках. Правда, ноги уже сейчас болят. И с чего она решила отправиться за покупками в туфлях на шпильках? Ладно бы они были дорогими, а так – двести фунтов вместо шестисот или около того, которые пришлось бы отдать за “лабутены” с верхнего этажа. Что Брионии нравится в этих туфлях, так это то, что, когда она в них, ей кажется, она чуточку похожа на Сару Джессику Паркер, а может, даже на Скай Тернер. А явный их недостаток – то, что подушечки на ногах болят так, будто с них содрали подчистую все мясо. Наверное, придется доставать из сумки кеды “Конверс” раньше, чем рассчитывала, а это ужасно обидно, тем более что “конверсы” умещаются в сумочке гораздо лучше, чем туфли на шпильках. Она столько раз стирала кеды в машинке, что теперь они все в дырах и вылиняли. Мамашам среднего класса в Восточном Кенте все это представляется стильным, но вот в “Селфриджес”, пожалуй, может не прокатить – и бабуля тоже вряд ли одобрит.
