Сальваторе глянул на неё сверху вниз. Он не садился, стоял, небрежно облокотившись на каминную доску.
– Нет, не зря журналистов нахалами считают. Заявилась внаглую, а теперь ещё радостно сообщаешь, что я – подопытный для твоих исследований. Осторожнее…
– Я вовсе не хочу тебя задеть…
– Коронная фраза. «Не хочу тебя задеть». Избавь.
– Ладно. Расскажи о себе. О своей жизни.
Он пожал плечами:
– Родился в Валла-Вэлиде. Потом мы с матерью переехали в Карану. Мне было года три. Здесь провёл детство, юность. Мама умерла, когда я был подростком.
– А твой отец?
– Он был чистокровным маби. Это всё, что я о нём знаю. Кажется, с ним произошёл несчастный случай ещё до моего рождения. Мама не любила вспоминать. Я уже обо всём этом говорил… Почитай статью в «Вестнике».
– Я читала. Но всегда лучше услышать самой. Там написано, ты учился в Вэлидском техноконструкторском.
– Да. Вернулся в Вэлид в двадцать с лишним лет. Чувствую, ты поинтересуешься, как маби, выросший почти что беспризорником, попал в престижный вуз?
– Ну, выразиться можно и помягче…
– Но не нужно. Я жил не только в самой «нереспектабельной» части Эстхелминга, одно время даже в каранской Пустоте. Так что, действительно, беспризорник. А насчёт платы за университет – может, разочарую, но никого не ограбил. Отхватил богатое наследство. Точнее, не наследство… Чёрт его знает, как правильно назвать. Деньги перешли ко мне вроде как в дар. Вообще, это странная история.
– Почему?
– Я в глаза не видел человека, который прислал мне перевод. И до сих пор не знаю, почему он это сделал. Хотел вернуть ему деньги. Но отправитель, сказали мне, распорядился обратно не принимать. И я решил их использовать. Пошёл учиться. Как раз такой момент был, когда я пытался взяться за ум.
– Ясно…
– Слушай, если дальше хочешь продолжать разговор, тебе придётся пойти со мной. Я собираюсь поужинать.
– В здешнем ресторане?
Сальваторе прищурился, что-то про себя обдумывая.
– Нет… Мне он не нравится. А ты же интересуешься маби, да? Так устроим для тебя познавательную экскурсию.
Через полчаса они сидели за столиком в кафе, обстановка которого наводила на мысли о европейском средневековье. Стены «под необработанный камень», громоздкие столы и стулья, узорчатые решётки на окнах и большие круглые люстры из кованого металла под потолком.
– Никогда здесь раньше не бывала, – сказала Ингрид.
– Ну да. Откуда вам, людям, знать о таких местах. Хозяин тут – маби. И посетители, само собой. И кормят, как положено.
– Я слышала про мабианские рестораны и кафе. Не подают спиртного, мясных блюд, не курят.
– Само собой.
Брэтали сделал заказ подошедшему официанту.
– И мне то же самое, пожалуйста, – присоединилась Ингрид.
– Потрясающе! – Сальваторе изобразил картинный жест. – Какие мы, однако, либералы!
– Да брось ты! Я хочу есть.
– А повара здесь, между прочим, тоже маби…
– Ну и что? Я без предрассудков.
– Да неужели?
Им принесли по большой тарелке овощного рагу и салаты.
Брэтали, в упор глядя на Ингрид, принялся жевать, роняя хлебные крошки, чавкая и ляпая едой на стол. Некоторое время Ингрид терпела, потом заявила:
– Представление не прокатит. Рассчитываешь, я скажу «фи!» и оскорблённо удалюсь? Нет уж, так просто не отделаешься. Я прекрасно знаю, что свинничать вы склонны не больше людей.
– Считай, это была проверка твоей реакции.
– И я её выдержала, заметь.
Сальваторе вытер стол бумажной салфеткой.
– Подкова, что всё-таки тебе от меня нужно?
– Ну… общение. Скажем так.
– Ага. Ну да, много ли напишешь про маби, когда ни с одним не знакома.
– Не то что уж ни с одним… Но знакомств мало, это точно. Профессор Мартинсен много разговаривал с маби.
– А ты, значит, решила включить в свой список меня. Счастлив. От счастья вот-вот начнётся истерика.
Ингрид пропустила его иронию мимо ушей.
– Слушай, Брэтали, на работе тебе не делают замечаний? В смысле внешности? Не очень-то ты похож на технократа.
Вьющиеся волосы Сальваторе свешивались на щёки, когда он наклонял голову. Слишком несерьёзно для серьёзного специалиста серьёзной компании. Воротник чёрной трикотажной рубашки расстёгнут…
Брэтали глянул на Ингрид исподлобья.
– Я выгляжу, как хочу. Если кого-то не устраивает – не мои проблемы.
– Круто загнул! Обычно они вольностей не терпят.
– Я им нужен, – небрежно бросил Сальваторе.
Музыка в кафе тоже была с лёгким «средневековым» оттенком, хотя и сильно переиначенная на современный манер. Как раз когда Брэтали и Ингрид закончили есть, заиграла медленная мелодия – тихий перебор струн, приятный женский голос.
– Потанцевать не хочешь? – спросил Брэтали.
На лице Ингрид отразилось замешательство.
– Думаешь, Подкова, я буду как дрессированный медведь?
– Нет. Ничего я такого не думаю. – В доказательство она решительно встала со стула. – Пойдём.
Получаться у них стало неожиданно хорошо, как-то гармонично. И здесь надо было отдать должное Брэтали: двигался он плавно и легко, без малейшего намёка на неуклюжесть. Любому другому партнёру Ингрид обязательно отдавила бы ногу.
После кафе Сальваторе повёл свою новую знакомую в клуб под названием «Нефритиум», который находился в Риг Пэлатс. Точнее, в его наименее престижном, восточном секторе. Но и тут, как в более фешенебельной части района казино, ночные клубы, бордели, парки аттракционов и театры работали исключительно по лицензии и примерно платили налоги.
С сомнением глянув на Сальваторе, Ингрид поинтересовалась:
– А меня в этот твой «Нефритиум» пустят?
– Со мной – пустят.
Клуб был большой, и народу на танцполе толпилось полно. Брэтали сказал, что собираются здесь одни маби.
Диджей выдавал танцевальный ритм, щедро разбавленный гитарными и джитарэксовыми сэмплами. Получалась сумасшедшая индустриальная смесь. Сквозь музыку послышалось:
– Привет, Сальваторе! Молодец, что пришёл сегодня.
Трудно было разглядеть, кто говорит – глаза не успели привыкнуть к неоновым вспышкам.
– Он у нас теперь знаменитость! – подхватил другой голос.
– К чёрту знаменитость! – крикнул Брэтали.
– А зачем человека с собой приволок?
