Это, конечно, относилось к ней, Ингрид.
– Не ворчите, ребята. Она, между прочим, писатель. Пишет про маби.
– А, новый профессор Мартинсен?..
– Ага. Пошли танцевать.
Брэтали обернулся к Ингрид. Но она вдруг почувствовала себя неловко.
– Ты иди. А я посижу пока.
– «Посижу и понаблюдаю», хочешь сказать? Ну, как знаешь.
И он исчез среди танцующих.
Ингрид пробилась к первому попавшемуся свободному столику. Неужели её немабианское происхождение так сильно бросается в глаза? Сама она, наверное, не смогла бы с одного взгляда отличить человека от маби. Наверное…
Появился Сальваторе так же внезапно, как пропал. Рубашку он снял и обвязал рукавами вокруг пояса. Плечи и грудь влажно блестели от выступившего пота.
Ингрид коротала время за манговым коктейлем.
– Ну что? Как тебе? – разговаривая, он не переставал двигаться в такт музыке.
– Похоже на все клубы. Хотя… чем-то и непохоже.
– Хочешь подскажу, чем? Видишь, как все отрываются – и это без выпивки и без дури. А люди не умеют веселиться на трезвую голову. Сюда приходят танцевать, понимаешь? Может, пойдём? – глаза Брэтали сверкнули диким огоньком, отблеском слегка безумного веселья.
– Что-то я сегодня не в форме, – покачала головой Ингрид. – А музыка ничего, хорошая. Лучше, чем граундтехно, которое сейчас везде играют.
– Это Эйпо Даймонд. – Сальваторе порылся в кармане брюк. – Я как раз флэшку не выложил. Всю свою музыку на ней храню, и Даймонд есть. Хочешь, дам скачать?
– Да, спасибо.
Сальваторе протянул Ингрид кристалл-флэшку и снова ушёл.
Ингрид достала из сумки теленоут и открыла флэшку Брэтали. Значит, он сказал, Эйпо Даймонд… Ага, вот. Пара альбомов. Она скопировала оба и хотела уже отключить флэшку, но помедлила. Вдруг есть ещё какая-нибудь интересная музыка?
В том, что в «Нефритиум» приходят именно танцевать, Ингрид убедилась. За весь вечер – ни одной попытки познакомиться. Наверное, многие из здешних посетителей знают друг друга. А до незнакомых им просто нет дела. Тем более, людей…
Ушли из клуба глубокой ночью. Это можно было себе позволить: завтра суббота. Точнее, уже сегодня.
– Тебе в какую сторону? – спросил Сальваторе.
– Не возражаешь, если поеду с тобой и провожу до «Меги»?
– Понимать это как предложение?
– Э-э… нет. Вовсе нет.
– А то мало ли с какой стороны ты хочешь изучать маби. Решил сразу выяснить. Чтобы избежать недоразумений.
– Ну, выяснил, вот и отлично.
В метро Ингрид так и не заставила себя задать этот вопрос, хотя сидели они с Брэтали рядом. Всё ещё раздумывала: нужно ли выдавать чужую тайну. Но если кто-то и имеет право знать, так именно Сальваторе…
Когда до «Меги» оставалось уже пара минут ходьбы, Ингрид всё-таки решилась:
– Брэтали, ведь те деньги тебе прислал Коре Мартинсен, да?
Сальваторе остановился и посмотрел ей в лицо – жёсткий, ледяной взгляд.
– Откуда ты знаешь?
– От него. Однажды я виделась с профессором, и он рассказал мне одну историю… Фамилий не называл, но когда ты сегодня упомянул про это своё «наследство», я поняла, что говорил он о тебе. Он знал тебя, но ты не помнишь, ты тогда был маленький. Твоя мать немного работала в их доме. Ей-то он и собирался передать деньги. Но она умерла, поэтому он оставил тебе…
– Получается, тебе с самого начала было известно обо мне больше, чем мне самому? Могла бы сказать сразу – или молчала бы до конца!
– Это касается не только тебя, но и его… Вот я и сомневалась…
– Ну и сомневайся дальше.
Брэтали зашагал к гостинице. Он явно не хотел, чтобы его догоняли.
* * *
С профессором Коре Мартинсеном Ингрид встретилась в позапрошлом году. На тот момент он уже лет пять как перестал появляться в учёных и писательских кругах, общаться с прессой, и о нём не было известно ничего, кроме слухов. Его согласие побеседовать с корреспондентом джаракасского еженедельника «Новый мир» было удивительной удачей. Ингрид упросила отца, который работал редактором газеты, отправить на это задание именно её.
В назначенное время она позвонила в дверь двухэтажного дома в центральном районе Джаракаса. Отпер и проводил её в комнату пожилой человек, в котором по манерам нетрудно было угадать дворецкого.
Коре Мартинсен лежал в кровати, опираясь на высоко поднятую подушку. Худые руки бессильно протянуты поверх одеяла. Эти руки почему-то особенно запомнились. И ещё – чистая белая рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Запонки в манжетах.
Лицо профессора было бледным и измождённым. Сразу ясно: Мартинсен тяжело болен. Возможно, доживает последние месяцы. Ингрид сделалось неловко.
– Здравствуйте, – сказал Мартинсен. – Извините, что принимаю в не совсем подходящей обстановке. – На истончённых губах появилось подобие улыбки. А в глазах, под отяжелевшими веками – не подобие, а самая настоящая улыбка.
На сердце у Ингрид как-то сразу полегчало.
– Не стойте в дверях. Пододвиньте тот стул сюда… Вот так.
Сказать по правде, нынешний Коре Мартинсен мало походил на того человека, которого она не раз видела в записях интервью и на фото. Материалы были давнишние. И всё-таки перед ней именно он, автор сочинения, около двух десятков лет назад наделавшего немало шуму.
– Ингрид, из письма вашего редактора я понял, что у вас особый интерес к «мабианской» теме. В самом деле?
– Да, профессор. Статья для газеты – это одно, но в будущем я собираюсь писать исследование о маби.
– Интересно, откуда такое решение… – задумчиво произнёс Мартинсен, и снова улыбнулся: – Но, конечно, это вы меня должны спрашивать, а не я вас.
– Да, об этом я и хотела узнать. – Ингрид включила диктофон. – Почему вы взялись писать книгу о маби?
– Мне часто задавали этот вопрос. Но человек, который сам хочет заняться тем же самым – ни разу. Поэтому и отвечу я так, как не отвечал другим. Причин много, но главная – одна. Вы позволите начать издалека?
Ингрид кивнула.
– Это произошло, когда я жил со своей семьёй в Валла-Вэлиде. Мне было двадцать два. Тогда я ещё проявлял гораздо больше интереса к строительству воздушных замков, чем к социологии. И не имел статуса нейтрала, как теперь. Об этом вы наверняка слышали.
– Да. Вы сменили офстат. Ортодоксалы обычно заниматься не наукой…
– Точно. Моё семейство из тех, что очень гордятся принадлежностью к ортодоксалам. Считают этот офстат более престижным, чем технократский. Так вот, однажды у нас внезапно уволилась домработница. Моя бабка, глава семьи, как раз была в отъезде. И экономка с одобрения моей тётки и двоюродного деда, брата бабушки, приняла на освободившееся место новую женщину. Её звали Лавиния. Работать она приходила со своим ребёнком лет двух. Пока она занималась уборкой, мальчик оставался в комнате для прислуги.
