– Миор…
– Мечтаешь вдохновить самоотречением толпы последователей, да? И эти толпы доведут до конца начатое тобой. Но откуда им взяться, последователям? Думаешь, такие, как мы?.. Да почём тебе знать, может, я первый в твой крест гвоздь-то и вобью!
Брэтали вздрогнул. Или это только показалось?
– Потому что для меня, – продолжал Миор, – ты будешь предателем. Захотел гнуть спину на технократов – ладно, ради бога. Твоя спина. Но жертвовать собой – это уже слишком. Разрушать самого себя ещё хуже, чем разрушать что-то другое. От этого просто тошнит, знаешь. Это не для нас. Уж если хочешь, чтобы кому-то жилось лучше, пусть этот кто-то будешь ты. А ты творишь с собой чёрт знает что. Я как тебя увидел сегодня, сразу понял: пожар в твоей голове… Иначе ведь ты бы к нам и не пришёл. Но ты маби, и сможешь справиться со всеми этими глупостями.
Сальваторе молчал, опустив голову. Миор за подбородок повернул его лицо к себе.
– Тали, детка… – кажется, за циничностью его интонации скрывалась настоящая нежность. – Забудь ты всё это. Пусть технократы катятся куда подальше. Возвращайся к нам. К своим. Помнишь, как раньше было?..
Никогда прежде Ингрид не видела Сальваторе таким. Из него как будто разом ушла вся жизненная энергия, та самая крепкая мабианская «непрошибаемость», спокойная надёжность, которую Ингрид, несмотря на некоторые его выходки, привыкла считать его главным качеством. Даже внешне Брэтали сейчас почему-то казался намного моложе своих лет. Не существовало и обычной преграды из холодной отчуждённости. Он был открыт… По крайней мере, тому человеку, который рядом с ним.
Брэтали смотрел в лицо Миора глазами, полными безвольной тоски по тому, что ушло безвозвратно. Тоски человека, потерявшегося среди множества вопросов, на которые нет ответа.
Но вот он нахмурился, вернулась его сумрачная сосредоточенность… А вместе с ней – и внутренняя сила. Снова прежний Сальваторе.
Медленным, но решительным движением он отстранил руку Миора.
– Нет. Когда-то это было по мне. Но не теперь. Может, я кучу ерунды наговорил. Но заслоняться от жизни мабианским превосходством – не выход… – Он покачал головой. – Миор, сколько ещё, по-твоему, просуществует Пустота? Однажды здесь всё окончательно развалится, и трущобы снесут, расчистят место для новостроек. Здесь будет то же, что и везде.
– Не думаю, что скоро.
– Возможно. Но скрываться тут, критиковать всё на свете, и не делать ничего, чтобы… Намного ли лучше равнодушно смотреть на разрушение, чем разрушать самому?
– Брэтали прав! – неожиданно для себя самой громко сказала Ингрид. – Если каждый, как ты говоришь, будет жить с пользой для себя, то для всех будет польза, это хорошо. Но получается не так! Получается – от чьей-то пользы – кому-то вред… – она уже жалела, что влезла в чужой разговор.
Только после этого «выступления» Миор обратил на неё внимание. И не просто обратил… Резко к ней обернувшись, он крикнул:
– Молчи, человек! Что ты вообще можешь знать о жизни? Конечно, всё получается не так – из-за глупости тебе подобных!
И в этом порыве, как ни странно, он стал понятнее ей, хотя бы немного понятнее. Кажется, его вспышка вызвана не столько злостью на неё, сколько болью… Тёмное пламя в светлых глазах – отблески каких-то воспоминаний из прошлого, не дающих ему покоя.
Но Миор почти сразу отвернулся. Наверное, почувствовал, что Ингрид догадалась о большем, чем ему хотелось бы.
Появилась Корина. Точнее, появилась она раньше, слышала и окончание разговора Брэтали с Миором, и слова Ингрид. Но тогда она, никем не замеченная, стояла на пороге, а теперь принялась расхаживать по комнате, сложив руки на груди.
После этого Ингрид и Брэтали недолго оставались на «террасе». Сальваторе поднялся со словами:
– Мы пойдём.
Миор, не глядя на него, кивнул.
– Уже можно. Патрули убрались в Миддэл. А вы к Эстхелмингу идите. Пересидите до полудня где-нибудь.
Брэтали тоже кивнул им обоим – вместо прощания. Потом зачем-то взял Ингрид за руку, как ребёнка. Так они и спустились до первого этажа, и вышли на улицу. Только там, когда чудом сохранившаяся на положенном месте подъездная дверь захлопнулась за их спинами, Сальваторе выпустил ладонь Ингрид из своей.
Уже совсем рассвело. Ветер, притихший ночью, снова усилился.
Нетрудно было догадаться, о чём сейчас Сальваторе размышляет. Ингрид захотелось как-то отвлечь его от раздумий, но она не знала, чем. Всё это слишком касается его личной жизни, его прошлого…
– Куда мы?
– Подальше от тотала. Вряд ли патрули опять здесь появятся, но осторожность не помешает.
– На самом деле это был Валтасаров пир.
– Что? – не понял он.
– Миор сказал – «пир во время чумы». Но эти огненные буквы, они появлялись во время пира царя Валтасара.
– Ну да… Да не всё равно? – махнул рукой Брэтали.
Какое-то время они шагали молча, потом Ингрид, прикинув в уме, спросила:
– Брэтали, а мы не в сторону неспящих идём?
– Нет, в сторону Эстхелминга. Просто здесь до неспящих близко. Мы в самой северной части Пустоты.
Ингрид подумала о том, насколько надёжную охрану от неспящих обеспечивают редкие правоохранительные посты вокруг их кварталов. На сердце стало тревожно. И, как оказалось, неспроста. Неподалёку послышался топот нескольких пар бегущих ног. Ясное дело, не патрули, но…
Брэтали снова схватил её за руку и потащил за собой. Они свернули в какой-то узенький переулочек между двумя соседними развалинами, продрались сквозь колючие кусты и затаились за ними.
Но укрытие оказалось неудачным. С противоположной стороны вдруг как из-под земли возник задыхающийся от быстрого бега человек. Он явно не ожидал встретить здесь кого-то и остановился, точно натолкнувшись на стеклянную стену. Неспящего в нём можно было угадать без труда. Хилый, худосочного сложения, малорослый. Одежда – наполовину грязные лохмотья, наполовину что-то попугайно-яркое.
Сам по себе этот тип был не так уж страшен. Их всё-таки двое. Но в руке, опущенной вдоль тела, он держал здоровенный пистолет. Пулевой, допотопный, но, видимо, не потерявший от времени своих свойств.
Неспящий с трудом соображал, как ему поступить. Долго. Слишком долго. Это похоже на какой-то идиотский сон – не может наяву эта трясущаяся рука подниматься так медленно, медленно…
«Вот сейчас ещё чуть-чуть вверх – и…»
Ингрид ждала, заворожённо глядя на тускло поблёскивающий ствол, как ждут неотвратимого. Но мистическая предопределённость исчезла в один миг, когда Сальваторе боковым ударом по уху свалил неспящего с ног.
– Давай сматываться, пока этот не очухался, и другие не подоспели.
Но было поздно. Те, кто гнались за парнем, заметили чужаков и с криками бросились к ним.
