Долгих речей начальник разводить не стал, сразу перешёл к делу. Он двигался вдоль шеренги, задерживаясь возле каждого арестанта совсем ненадолго, но за это время успевал хорошо поработать. Целью его ботинок становился чей-нибудь пах или колено, кулаков – солнечное сплетение или печень. И, в отличие от надзирателей, которые к одним заключённым относились более благосклонно, чем к другим, Бонс ни для кого не делал исключений.
Когда настала очередь Уэсли, начальник Лабрисфорта никак не выделил его среди остальных. Но вряд ли он забыл, как долго в прошлый раз не мог добиться нужного результата. Поэтому теперь сразу нанёс два резких и сильных удара по лицу – как тогда. Уэсли и на этот раз стерпел боль так, как будто вовсе её не почувствовал. Выходить из себя, добиваясь его «капитуляции», при посторонних Бонс не стал. Может быть, опасался, что наступит эта капитуляция слишком нескоро. Поэтому перешёл от Уэсли к следующему и продолжил своё занятие.
Про Фрэнка Бонса между собой заключённые рассказывали, что дома он живёт «под каблуком» у своей жены. Она отбирает у него все деньги и, бывает, даже поколачивает. Поэтому он и строит из себя «тюремного властелина» – надо же хоть где-то навёрстывать упущенное.
* * *
Всё это время было для Флэша временем постоянной борьбы. Не только с холодом, голодом и болью. Он вступил в схватку с силой, настоящего имени которой не знал – но про себя он называл её именем этого места, именем Лабрисфорта. И тюрьма была лишь одним из её воплощений.
Ещё трижды он оказывался на дне пропасти, в которую впервые упал, услышав выстрелы на заднем дворе тюрьмы. Инстинктивно Уэсли каждый раз сопротивлялся «падению» – слишком сильны были страх и отвращение, сопровождающие его. Но был уверен: через всё это нужно пройти, потому что там, в другой, нереальной реальности, можно найти ответ на главный вопрос.
Полоса препятствий
Тридцатого августа, на восемнадцатый день пребывания в тюрьме, Уэсли угодил в карцер. И ещё он разрушил Храм – но это уже было не в тюрьме.
Началось всё со ссоры с Филдингтоном, которая случилась на прогулке.
С утра Реджинальд Питер как раз вколол себе очередную дозу. На ногах он держался, но не соображал совершенно. Мотаясь по двору, время от времени останавливался возле кого-нибудь, и начинал нести свою обычную околесицу.
К Уэсли Филдингтон подошёл в полной уверенности, что на прошлой прогулке видел у него в руках косяк и, раз такое дело, значит, у него есть и теперь. Может, Питер выдумал это, может, с кем-то перепутал Уэсли – тот был не единственным темнокожим среди заключённых.
Поначалу Флэш терпеливо старался втолковать Филдингтону, что не имеет денег даже на обыкновенную сигарету, не то что на косяк. Но Филдингтона эти доводы не убедили. Отвязаться от него по-хорошему не получилось. Когда Питер окончательно достал Уэсли своим трёпом, Флэш послал его по известному адресу и отошёл в сторону. Он знал, что с обдолбанными так вести себя не слишком разумно, но у него просто не хватило терпения.
Довольно долгое время потребовалось, чтобы смысл сказанного дошёл до Питера. Когда же это свершилось, он с криком: «Ах ты, погань!» – бросился на Уэсли. Он явно рассчитывал с разбега ударить Флэша, но Уэсли, левой рукой отбив занесённый для удара кулак, правой двинул Питера в челюсть. Филдингтон рухнул на землю, как пустой мешок.
Тут же из-за железной двери повыскакивали надзиратели. Медлить они не стали – Флэш не был любителем драк со смертельным исходом, как Джо и Берни Оллз, занимательного зрелища не предвиделось.
Автоматные приклады замелькали в воздухе. По настроению боссы могли бы поступить так же и с Джо, и с Оллзом – но могли и спустить, сделав вид, что ничего не было. В случае Уэсли вариантов не существовало. Закончив «обработку», его снабдили цепями на руки и ноги и отвели в «морозилку» на втором этаже – в карцер.
В камерах по зимам слабое отопление всё-таки включали. «Морозилка» заслужила своё прозвище за то, что там никакого намёка на отопительные трубы не было вообще.
А ещё в карцере оказалось ужасно тесно – не получалось ни встать в полный рост, ни лечь, вытянув ноги. Можно было или сидеть, или лежать, согнув колени.
Пока дверь за Уэсли не закрылась, он успел заметить, что вокруг только бетонные стены. А потом нельзя было разглядеть уже ничего. Зато имелась возможность исследовать большую часть окружающего пространства на ощупь, не двигаясь с места. Так Уэсли обнаружил решётку вентиляции и дыру в полу, которая заменяла здесь унитаз.
Всё тело ныло от побоев. Усилием воли Флэш приказал себе перестать обращать внимание на эту боль.
Однажды Ральф Фортадо сказал: «У Лабрисфорта есть один-единственный плюс. Тут нет никаких паразитов – ни крыс, ни мышей, ни насекомых. Хотя иногда я думаю, что это вовсе никакой не плюс…»
Почему-то сейчас эти слова вспомнились Флэшу. Да, в некотором смысле это действительно не плюс. Ведь все эти твари могут жить практически везде. Но не здесь. Здесь что-то отпугивает даже их.
Тщетно вглядываясь в непроницаемую темноту и заставляя себя не дрожать от пронизывающего холода, Уэсли вдруг понял, что именно тут, в карцере, находится сердце островной тюрьмы. Или никакое не сердце, а голодная жадная пасть – тут Лабрисфорт подбирается к тебе так близко, что может запросто сожрать.
Скольких человек сломала «морозилка»? Сколько убийц, грабителей и насильников колотили в железную дверь и в стены, орали, пока хватало сил, и теряли остатки рассудка…
Но он себе такого не позволит. Главное – не сосредотачиваться на том, что находишься в таком поганом месте…
Уэсли закрыл глаза. Всё равно нет никакой разницы: с открытыми видишь не больше, чем с закрытыми.
«Зачем я ударил этого полоумного? – подумал Флэш. – Да, он меня порядком разозлил, но он намного слабее, и я мог бы обойтись без мордобоя. Я начинаю становиться такой же сволочью, как большинство здешних».
Едва эта мысль успела оформиться в сознании, как Флэш ощутил знакомое уже чувство погружения в холодный мрак, отделяющий здешний мир от…
Уэсли сжал зубы и до боли стиснул кулаки.
«Всем привет, Алиса отправляется в грёбаное хреново Зазеркалье».
На дне не было темно – как обычно. Тёмный водоворот, затягивающий в бездну, остался позади. На дне был туман – серый, мутноватый.
С лестницы, на которой стоял, Флэш постарался сойти как можно быстрее – потому что знал, что это за лестница. Каждый шаг по ступеням сопровождался негромким чавкающим звуком. Ноги ступали по мягкой, слегка пружинящей поверхности грязновато-розового цвета. У Флэша никогда не возникало желания как-то проверять правильность своей догадки, но по виду эта поверхность больше всего напоминало сырое мясо, не живую, но и не совсем мёртвую, местами как будто даже шевелящуюся плоть.
Спустившись наконец по лестнице и ступив на твёрдую землю, Уэсли вздохнул с облегчением. Туман рассеялся – не полностью, но настолько, что можно было разглядеть хмурое небо, дорогу и болезненно-корявые деревья вдоль её обочин.
