Визер был явно недоволен таким слабым эффектом от карцера. Уэсли догадывался об этом, несмотря на то, что надзиратель виду не подавал – на его лице застыло обычное выражение превосходства над всеми. Флэшу, впрочем, было безразлично, о чём думает про себя этот тип. Радовало, что выпускать его не явился Костолом. Тот наверняка не упустил бы возможности лишний раз пустить в ход кулаки – а Уэсли и без того был не в лучшей форме. Садист до тупого рукоприкладства опускался только в исключительных случаях. Этот раз исключением не стал.
Они прошли мимо обиталища Мьюта, который в этот поздний час ещё бодрствовал и таращился в коридор, сидя на кровати. И мимо камеры Мисси, которая была пуста и не заперта. Как раз по вечерам, в свои ночные дежурства, старший надзиратель Роулкрафт чаще всего забирал Подружку.
Все эти детали Флэш отмечал автоматически – потому что приучил себя видеть каждую подробность тюремной жизни. Хотя теперь, пожалуй, стоит перестать размениваться на мелочи. Теперь у него есть задача поважнее…
Именно она уже много часов подряд занимала его мысли. Флэш перебирал в уме варианты побега, и один за другим отметал как невозможные.
Когда они остановились на пороге камеры, Визер крикнул Сэмюэла, бритого охранника, тот вышел из надзирательской комнаты и снял с Уэсли цепи. Водворив своего «подопечного» на место, конвойные удалились.
Для ужина было уже слишком поздно. Ну и наплевать.
Через силу Уэсли заставил себя двигаться, выполнять обычный комплекс упражнений. Сначала тело сопротивлялось этому каждой своей клеткой – ведь рядом была пусть и жёсткая, как доска, но всё же кровать, на которой можно вытянуться во весь рост… Но Флэш упорно продолжал тренировку, и ему удалось полностью сосредоточиться на ней, преодолеть собственную слабость.
Другие миры, параллельные реальности – всё это стало казаться таким далёким, ненастоящим… Но ушибленный локоть, на котором осталась вполне реальная ссадина, болел по-настоящему.
На кровать Уэсли рухнул уже почти без сил. Но это была хорошая усталость. Он был рад, что не завалился сразу после «морозилки».
Не пролежав и минуты, Флэш кое-что вспомнил, поднялся и вытащил из-под ножки кровати крошечную железку от молнии – своё орудие для письма. Три процарапанные на стене цифры отметили время пребывания в карцере.
Утренней прогулке на следующий день Уэсли радовался настолько, насколько вообще можно радоваться прогулке в тюремном дворе. После затхлой атмосферы каменного мешка приятно было подышать свежим воздухом. И небо над головой – пусть серое, хмурое, но всё повыше, чем потолок.
– Флэш… – послышалось из-за спины.
Уэсли оглянулся. Рядом стоял Ральф Фортадо.
– Так и думал, что из-за Филдингтона тебя долго не продержат.
– А долго – это сколько?
– Ну… – Ральф сделал неопределённый жест. – Верхней границы нет. Были случаи, и по месяцу сидели. «Морозилок» – по штуке на этаж, место есть. Некоторые парни на своих ногах не выходили уже.
Они, не торопясь, зашагали вдоль ограды. Уэсли – расправив плечи, Фортадо – ссутулившись и засунув руки в карманы.
– Ну вот, – сказал Ральф, – теперь ты ещё больше знаешь о нашем общем доме. Есть о чём подумать долгими вечерами, правда?..
На Уэсли эти слова почему-то произвели странное впечатление. Ему показалось, что Фортадо знает всё о том, что ему, Уэсли, довелось увидеть. Всё. И вот сейчас спросит…
Ужасно вдруг захотелось как-то от него отделаться. Или хотя бы увести разговор совсем в другое русло.
– Это ты опять, что ли, насчёт женщин? – сказал он первое, что пришло в голову.
Ральф пожал плечами:
– Насчёт женщин можно только трепаться. Слушай, я расскажу тебе про одну лабрисфортскую женщину.
– Что за женщина?
– Её звали – да и сейчас, насколько я знаю, зовут – Клара Риджмор-Хэй.
– Э-э, – внезапно встрял в их разговор околачивающийся поблизости Реджинальд Питер Филдингтон, – про Клару я тоже знаю.
Говорил он как ни в чём не бывало, явно и думать забыв, что три дня назад имел к Уэсли какие-то претензии. Вполне возможно, он не помнил и вчерашнего дня, не то что более ранних событий.
– Но что там – Клара? – разглагольствовал Питер. – Я знаю историю той китаянки, Ведьмы Къянгвэй. Готов поспорить: вы о ней ничего не слышали.
Уэсли ни о какой китайской ведьме и правда не слышал. Знал ли о ней Ральф – неизвестно, он не сказал Филдингтону ни «да», ни «нет». Но и не прогнал его. И Реджинальд Питер не преминул воспользоваться представившимся шансом потрепать языком. Сегодня на него нашло одно из нечастых «просветлений», так что его рассказ можно было вытерпеть.
– Так вот, значит, Ведьма – это та самая, у которой отец продавал всякую жутко дорогую старинную белиберду – ну, антиквариат, – Филдингтону удалось выговорить последнее слово без запинки. Видимо, в этот день он действительно был почти в здравом уме. – И которая из-за этого свихнулась, убила собственных детей и ещё кучу народу в придачу.
– Свихнулась из-за того, что её отец продавал антиквариат? – уточнил Ральф.
– Да нет, свихнулась она, может, сама по себе… Уж этого я точно не знаю. Зато остальное – в подробностях, – в голосе Филдингтона прозвучали горделивые нотки. – Мне рассказал Док Фрэнсис, а ему – кто-то из наших боссов. А уж им-то всё известно…
Всё-таки степень вменяемости Реджинальда Питера измерялась несколько иначе, чем у всех остальных людей. Его мысли часто перескакивали с одного на другое, шли им одним известными путями – так что многие детали истории приходилось додумывать. Но примерный смысл уловить было вполне можно.
Къянгвэй, которую Ведьмой прозвали уже здесь, в тюрьме, китаянкой была только наполовину, по отцовской линии. Её отец вёл прибыльную торговлю восточными предметами старины. Среди его покупателей имелось немало состоятельных людей, в том числе довольно известные деятели политики и бизнеса. Жена антиквара умерла рано, поэтому дочь с молодых лет помогала отцу вести дела.
– Ну вот, так у них всё и шло. Долго. У Ведьмы со временем уже своя семья появилась. Но жили они все вместе, в отцовском доме, на первом этаже которого как раз и был магазин. А потом начались убийства, – изрёк Филдингтон, вероятно, считая, что слушателям это многое объясняет.
Один за другим при странных обстоятельствах погибли трое постоянных клиентов отца Къянгвэй.
– Это всё были важные шишки, знаете, – пояснил Реджинальд Питер. – Один руководил окружным подразделением какой-то партии – не помню, какой. Его отравили. Другой – без понятия, чем он занимался, скорее всего, ничем – просто тратил денежки, которые достались ему по наследству, потому что был ни много ни мало – настоящий граф. И этого самого графа вдруг переехало машиной. А после ещё жена владельца автомобильного завода «случайно» выпала из окна.
