Патриция в ответ мило улыбнулась и сказала что-то незначительное. Пусть думает, что она – просто сумасбродка, которой некуда девать лишние деньги. Но на самом деле у неё вовсе не было желания улыбаться этому типу.
Несколько минут спустя пятиместный прогулочный катер нёс её одну прочь от пристани. Не совсем одну, конечно, а в компании капитана, которому она сказала, что хочет плыть вдоль берега в северном направлении. С картой Патриция сверилась ещё вчера. Прикинула в уме расстояние и сопоставила с примерной скоростью катера.
Вид морской глади, серой воды, сливающейся у горизонта с того же цвета небом, действовал успокаивающе. Ветер в этот день был слабый, волны – невысокие.
Решив, что прошло уже достаточно времени, Патриция попросила капитана, чтобы он направил катер дальше в море.
Когда береговая линия слилась с горизонтом, скорость движения замедлилась.
– Ещё дальше на таком судне плыть опасно, мисс. Мы уже на пять километров удалились, это предельное расстояние.
– Хорошо, тогда плывём опять вдоль берега, к северу.
– Тоже нежелательно.
– Почему?
– Подойдём слишком близко к Лабрисфортской скале.
Патриция сделала удивлённое лицо, надеясь, что правдоподобно изображает приезжую.
– Что за скала? Никогда не слышала.
– Вообще-то это не просто скала, а остров. Скалистый остров. На нём находится тюрьма, поэтому и запрещено подплывать близко.
– А есть какое-то оговоренное расстояние? Мне интересно было бы хотя бы издалека увидеть эту скалу. Можно же немного приблизиться?
– Если только совсем немного. Вы же не хотите рисковать, правда, мисс?
Лица капитана Патриция не видела, но была уверена, что, говорит всё это он с самым мрачным видом.
Через некоторое время катер стал замедлять ход.
– Всё, мисс, дальше – нельзя.
Патриция решила, что напрасно затеяла эту поездку. Но капитан сказал:
– Нет, вы не туда смотрите. Вон этот остров.
И, проследив за направлением, в котором он указывал, Патриция увидела Лабрисфорт.
Всего лишь тёмное пятно у горизонта. Но ей показалось, что она вот-вот разглядит приземистое мрачное строение на вершине скалы. И вышки, и колючую проволоку, и задний двор, откуда для многих путь ведёт прямиком в море… Конечно, всё это только воображение. Разыгравшееся глупое воображение – для неё. Но ведь дело не в ней…
Несмотря на все эти мысли, ни страха, ни даже сильного волнения Патриция сейчас не чувствовала. Но была какая-то подавленность, ощущение неизбежности и потерянности.
Она мысленно обругала себя. «Чего ты хотела добиться этой поездкой? Решила взглянуть «врагу в лицо»? Увидеть тёмные пропасти и огненные бездны, о которых рассказывал Флэш? Ну так на, получай вместо этого кучу других «приятностей»: смутные тревожные воспоминания, уходящую из-под ног почву – в общем, очередную депрессию».
Там, на этом острове, живёт что-то, чему она не знает имени, но с чем ей уже приходилось сталкиваться. Это «что-то» поманило мальчика по имени Фред Паоло, позвало за собой – и сделало так, что он на целую ночь потерялся в тёмных коридорах штолен, и навсегда – в тёмных коридорах своего разума. Эта же безымянная сила подсказала Ларри Гилвену лёгкое решение всех его семейных проблем с помощью охотничьего ружья. И она же однажды, очень давно, заставила её, Патрицию, не совершить одного поступка – может быть, самого важного в жизни.
– Не повернуть ли нам к берегу, мисс? – спросил капитан.
– Да. Да, поворачиваем к берегу. Спасибо.
Прошлое
– Чего ты ревёшь, Патти?
– Я не реву. – Патриция быстро вытерла рукавом мокрые глаза. – Тебе померещилось.
– Ещё и врёшь в придачу, – сонным голосом протянула Сибил Райс.
Патриция не ответила, но плакать перестала, потому что рассердилась на сестру. Никто не звал Сибил сюда. По выходным в это время ей вообще полагается ещё спать. Хотя она и старше Патриции. Просто она соня, вечно дрыхнет до обеда.
Патриция вышла на террасу, чтобы посидеть и почитать в одиночестве. А может быть, и помечтать. И тут – нате вам – в самый неподходящий момент заявляется Сибил.
– Лучше бы ты помогала маме готовить завтрак, чем торчать здесь, – продолжала надоедать сестра.
– Ты тоже не помогаешь, – огрызнулась Патриция. Сибил тут же сменила тему:
– Так из-за чего ты распустила сопли, скажешь ты мне или нет?
Стало ясно, что просто так отстать она не собирается.
– Мне жалко Соловья. Он такой хороший, он хотел помочь этому противному Студенту…
Патриция сказала правду. Слёзы подступили к её горлу действительно из-за истории, которую она прочла в книге сказок. Но – не только. Ещё потому, что кусты сирени возле террасы цвели так красиво, и так сладко пахли, омытые ночным дождём. И потому, что где-то в их ветках прятались и весело чирикали птицы, и потому, что лужи подсыхали на вымощенной камнями дорожке около дома, и в них отражались облака, а из кухни доносился запах кофе и свежей выпечки – такой тёплый, такой родной. Но обо всём этом Сибил нельзя говорить. Впрочем, ей нельзя было говорить и про книгу. Но Патриция просто не сумела в нужный момент придумать никакого убедительного вранья.
– Дура ты, Патти, – презрительно фыркнула Сибил. – Да уж, на тебя это похоже: реветь из-за какой-то сказки! А я её, кстати, тоже читала когда-то. И помню, что твой Соловей сдох и остался валяться под кустом. Только сумасшедший станет жертвовать собой ради другого.
Слова сестры настолько поразили Патрицию, что она даже забыла обидеться на «дуру».
– Почему – только сумасшедший?
– Потому что. Ты бы разве так поступила?
– Я не сумасшедшая, – надулась Патриция. – Сумасшедший – дядя Джейк.
– Если станешь болтать глупости, тебя тоже посадят в психушку, как дядю Джейка.
Полгода назад у Джейка Шварца, брата матери Сибил и Патриции, обнаружилось серьёзное нарушение психики. Его направили на лечение в закрытую клинику. Патриция больше его не видела, но Сибил однажды ездила вместе с родителями навещать дядю Джейка. И после поездки поделилась с младшей сестрой впечатлениями. Дядя Джейк, – говорила она, – стал совсем странный и никого не узнаёт. И доктора говорят, что, наверное, уже никогда узнавать не будет. Услышав это, Патриция ужасно расстроилась, потому что всегда любила дядю Джейка.
Ночью Сибил шутки ради начала рассказывать ей, как жутко в психушке, какие там все страшные – и пациенты, и врачи, как больных связывают и запирают в палатах с мягкими стенами. В результате Патриция расплакалась, и у неё началась истерика. Ведь Сибил, без сомнения, говорила правду – не могла же она врать! Сибил в их семье считалась лучше всех и умнее всех. А Патриция была вторым ребёнком, во всех смыслах.
