– Достаточно, мисс Редл, – сдержанно сказал я. Ещё я в Эйвбери психоаналитиком не работал. – Ваши чувства вполне понятны, однако достаточно. Давайте ближе к делу.
– Бога ради, извините… Так болит…
Характер у этой женщины не отнять. Она выпила воды, сильно потёрла лицо руками и словно выпрямилась. Даже глаза вдруг заблестели энергичным злым блеском.
– Джентльмены! Я потеряла не только мистера Аткинсона. Исчезло и моё рабочее место. Как вы полагаете, кто-нибудь скажет, куда делся офис? Куда пропали все сотрудники? Начальник отдела Болдуин должен мне пять фунтов. Могу показать его расписку… хотя нет, не могу. Она осталась в моем сейфе. В сейфе также лежит часть жалованья с прошлой недели. Гвинет Беркин я уступила выписанную из Лондона косметику, а это ещё два фунта… – Внезапно её глаза расширились. – Послушайте, в столе остался мой личный дневник! – с отчаяньем сказала, почти выкрикнула она. – Ведь я с ним откровенничаю, как с исповедником! Неужели кто-то всё это прочтёт? Я же этого не переживу… А мой «литтл-дог» в гараже? Наш механик обещал его отремонтировать…
Воистину, где трагедия, а где фарс… Мисс Редл не интересовал неведомый катаклизм, в результате которого исчезло огромное здание с людьми – её коллегами, кстати. Женщину волновала судьба её жалкого дневника и не менее жалких фунтов. Да и машинёшка, скорее всего, трачена временем по самое некуда…Господи, мне бы её проблемы!..
– Короче, мисс Редл! – рявкнул выведенный из себя Вильямс.
Женщина смерила его ледяным взглядом.
– Могу и короче, – произнесла она сухо. – Намерены ли вы, лейтенант, и вы, мистер Буранов как председатель комиссии ООГ, предпринять какие-либо меры, чтобы выяснить судьбу исчезнувшего офиса, а также его сотрудников? Намерены ли вы озаботиться возвратом утраченного вместе с офисом имущества? Имейте в виду, я спрашиваю официально и прошу пояснить. Вопрос о своевременной выплате жалования, заметьте, я не поднимаю, он вне вашей компетенции…
И на том спасибо…
Судя по лицу, Вильямс внутренне застонал. А я, признаться, в это миг женщиной почти любовался. Некрасивая, белобрысая, сухопарая мисс Редл была трогательна. Она олицетворяла истинного британца-налогоплательщика, который непоколебимо уверен в своём праве вывернуть представителя закона наизнанку, если только затронуты имущественные интересы… И хрен с ними, с катаклизмами, монстрами, мистикой. Это всё лирика, а вот старенький «литтл-дог»… Нет, мы в России так не умеем, куда там…
– Уважаемая мисс Редл! Сообщаю, что все необходимые меры к выяснению обстоятельств исчезновения офиса предпринимаются, – заверил я, сдерживая взглядом Вильямса. – В ближайшее время состоятся необходимые оперативно-следственные мероприятия, которые, как мы надеемся, прояснят судьбу пропавшего здания, а также имущества сотрудников на его территории. Заинтересованные лица будут извещены дополнительно.
Вроде бы я сумел изложить эти чудовищные канцеляризмы предельно чётко. Собственно, почему бы и нет, английский для меня второй родной. А то, что про себя перекосило… так то ж про себя. Во всяком случае, мисс Редл удовлетворённо кивнула.
– Благодарю, мистер Буранов. Со своей стороны готова оказать следствию всю возможную помощь и поддержку. Располагайте мной, – сообщила она, поднимаясь.
– Непременно, – пообещал я и проводил даму до двери. Я был готов даже поцеловать ей руку, лишь бы ушла поскорей.
С минуту мы с Вильямсом очумело разглядывали друг друга.
– Она это всерьёз? – вырвалось у меня.
– Можете не сомневаться, – со вздохом сказал полицейский. – Года три назад один местный по пьяному делу задавил пару цыплят. Я сам протокол составлял. Потом он извинялся перед хозяевами, предлагал деньги…
– И что?
– А ничего. Извинений не приняли, деньги не взяли. Решили наказать по суду.
– Ну, и чем закончилось?
– Пока ничем. Дело ходит по инстанциям четвёртый год. Адвокаты с потерпевшей стороны уже залезли в судебные прецеденты времён Генриха Восьмого. Самому интересно, чем кончится…
– И это из-за пары цыплят?!
– Нет. Из принципа.
Мисс Редл заморочила настолько, что я чуть не забыл, для чего пригласил Вильямса. А пригласил я его, чтобы показать записи Аткинсона и на свежую голову обсудить пред спуском в гробницу кое-какие детали.
Узнав о бумагах покойного директора, Вильямс озадачился.
– А как они попали к вам, позвольте спросить? – подозрительно спросил он.
Я откровенно рассказал о неофициальном визите в апартаменты Аткинсона и обыске письменного стола. Вильямс начал чесать затылок:
– Ну, вы даёте, Майкл… Это же незаконно, – сухо сказал он. – В сущности, вы совершили кражу, утаили улики от следствия. Нельзя так!
Я сморщился, как от лимона:
– Мы сами себе следствие, Джеральд, так что не надо морализировать. Знаю я ваши законы. Три года судиться из-за пары дохлых цыплят – это нормально. А что под боком плодится нежить, шляются трупы, исчезают люди – да и хрен с ним. Ваш премьер об этом даже слушать не захотел…
Не знаю, насколько мои доводы убедили Вильямса, но препираться он не стал.
– Ладно, чёрт с ним, давайте бумаги, – нетерпеливо сказал он.
– То-то же…
Я полез в кофр. Там, как я уже упоминал, есть секретное отделение, этакий мини-сейф, куда я спрятал заметки Аткинсона.
Однако, достав бумаги, я с первого взгляда убедился, что они девственно чисты. На смятых белых листах – ни слова, ни буквы, ни запятой… От гнева и бессилия задрожали руки.
– Что случилось, Майкл? – с тревогой спросил Вильямс. Должно быть, моё лицо в этот миг ему не понравилось.
– А вот с трёх раз угадайте…
С этими словами я швырнул бесполезные бумаги на стол и припечатал хорошим ударом кулака.
– Что-то мне это напоминает, – буркнул Вильямс, глядя на никчёмные листки. – Примерно так исчезли записи из лабораторного дневника. Ну, того, который вы отняли у «наследников». Но теперь, по крайней мере, вы успели прочитать…
– Да если бы… В лучшем случае половину. Не было сил, заснул. Отложил на утро, а оно вот как вышло…
– Так что было в первой половине?
Я коротко пересказал.
– Ну, с «Э» всё ясно: Элизабет Своллоу, – откликнулся Вильямс. – Он спал именно с ней, это мы установили… «Г»? А не Грейвс ли? Заместитель Аткинсона?
– А вы его знаете?
– В Эйвбери все друг друга знают… Недалеко от меня снимал полдома, сталкивались. Во всяком случае, логично предположить, что директор упоминает ближайшего сотрудника. А вот кто такой «М»…
Он поскрёб седеющий висок, тяжело задумался. Глядя на топорное морщинистое лицо лейтенанта, я чувствовал к нему и симпатию, и жалость. Тот случай, когда на лице видно всё (ну, или почти всё). Не красавец, не лизоблюд, стало быть, личная жизнь и карьера не удались. Денег и детей не нажил. Разве что есть какая-то приходящая женщина, которая время от времени делит с ним постель… В то же время не прост, очень неглуп и уж точно что не трус. Интересно, голосует ли Вильямс за партию Хэррингтона?..
