Вот так и стал оперной знаменитостью дублёр, исполнивший партию Каварадосси в опере Дж. Пуччини «Тоска», на сцене Большого Оперного театра столицы.
Утопленник
– Лидка, выходи! – Было довольно рано, когда Матвей Лукич постучал палкой по подоконнику, вызывая молодую соседку на осмотр сетей. – Давай, поторапливайся, а то всё царство проспишь.
На крыльцо вышла Евдокия, поздоровалась. Женщина вынесла узелок с едой.
– Это вам обед. Вытащите сети, посидите, отдохнёте на бережку и перекусите. Здесь я собрала вам кое-что из снеди. Лида уже выходит.
Лукич принял узелок и отправил в холщовую сумку, висевшую у него через плечо и называемую портупеей.
– Ну, пошли! – увидав вышедшую на крыльцо девушку, скомандовал дед.
Подобные вояжи для Лиды привычные, сколько помнит себя, столько и ездила с дедом Матвеем снимать сети.
Улов был небогатым, но достаточным, чтобы Лукич мог сварить для себя наваристую уху и сделать рыбную жарёнку. Лиде доставалась половинная доля улова.
Старый рыбак никогда не обижал соседок. Те, в свою очередь, не раз выручали старика. А жил он бобылём с тех пор, как восемь лет назад похоронил свою бабку.
Их дома располагались в непосредственной близости друг от друга, разделённые лишь провисшими жердями да полосками картофельных грядок.
– Садись за рулевого, – скомандовал он Лидке.
– Деда, давай я сама буду грести, а ты садись за рулевого.
– Назад, по течению, будешь грести сама, а супротив течению, не имея навыков, не сдюжишь.
– Деда, ну что ты говоришь! Как будто я не гребла и против течения, – засмеялась девушка.
– Ладно, сиди. Мне надо с утра физкультурой подзаняться, а то жиром зарасту, – рассмешил он юную напарницу.
– Деда, да какой у тебя жир! Ты же вылитый дед Щукарь.
– Это ж кто такой? Что-то я не знаю такого. С того берега, что ли? – спросил он, заранее зная, что девчонка просто над ним подшучивает.
– Это из книжки… – однако ему не удалось узнать, из какой.
– Чего замолчала? – спросил «Щукарь», размашисто работая вёслами.
– Деда-аа!!! – завыла та в голос, глядя ему за спину.
– Что! Что случилось? – испугался старик, бросая весла, страшась, как бы девчонка не кувыркнулась за борт.
– Деда, деда, там… там… утопленник! – потеряв от страха голос, захлебнулась Лида.
Матвей Лукич, работая одним веслом, повернул лодку к берегу. И лишь когда её нос уткнулся в прибрежный песок, повернулся и спросил:
– Ну где, твой… – и не договорил. Утопленника он сразу увидел. Тот лежал у самого подножия яра.
Однако же скумекал: не мог тот оказаться на таком расстоянии от речки, ежели действительно утоп.
Лукич выбрался на берег и вместе с девчонкой вытянули лодку на песок.
Волнуясь, одёрнул плащевую курточку, освободился от «портупеи», закинув её в лодку, и отправился на разведку к утопшему.
– Можа, кто из наших мужиков? – переживая и тревожась, вслух рассуждал Лукич, направляясь к несчастному. Не подойти и не оказать внимания пострадавшему – не по-людски. Лукичу была известна эта святая заповедь, и он никогда её не нарушал.
– Лида, иди сюда! – позвал он девчонку, наклонившись над «утопленником».
– Я боюсь!!! – завизжала та прорезавшимся голосом, и отступила к лодке.
– Не бойся! Он, кажись, живой! Иди, помоги мне развернуть его на спину.
– Деда, так живой он или «кажись»? Я ведь до ужаса боюсь утопленников! – прокричала Лида.
– Живой он, и вовсе не утопленник, – успокоил он девчонку, когда та с опаской приблизилась к нему. – Давай, бери за плечи и помогай мне повернуть его на спину, а то ненароком руку ему поломаю, – скомандовал он трусихе. – Подвернулась она у него как-то неудобно.
Перевернув предполагаемого «утопленника», Матвей перекрестился.
– Сохрани и помилуй, Господи! – в ужасе ахнул старик, увидав лицо несчастного.
– Что будем с ним делать? – вроде советуясь, спросил он Лиду.
Та стояла в стороне, зажав двумя руками рот, и с ужасом взирала на страшное, изъеденное гнусом чёрное лицо.
– Не знаю, – прошептала девушка. Она действительно не знала, что делать.
– Зато я знаю, – старый рыбак, повидавший на своём веку и не такое, деловито принялся поправлять на мужчине одежду. Неожиданно тот застонал. – Ты слышала? – бодрым голосом сообщил он испуганной Лиде. – Человек живой и, как положено в таких случаях, стонет. Подаёт знаки, дескать, я живой и требую внимания.
– Деда, о каких знаках ты говоришь? Он же помирает.
– Помирает – не значит, что помер. И мы не допустим, чтобы, значит, он помер, – продолжая какие-то манипуляции над пострадавшим, уверенно пообещал дед кому-то. – Давай, Лидка, бери его за ноги, я тут связал их его разодранной штаниной, а сам – подхвачу за подмышки.
– А куда мы его понесём? – клацая зубами, отшатнулась девчонка.
– Как куда? В лодку, конечно. Доставим на берег, а там уже люди…
С трудом, хотя мужчина и не был тяжёлым, они доволокли страдальца до лодки и, вытянув её дальше на песок, загрузили несчастного, подложив ему под голову комок сетей.
– Сбегай-ка, девка, принеси вон то, что валяется у самого яра, – махнул старик рукой в сторону, где лежал мужчина. Там что-то чернелось на песке.
Как оказалось, это был пустой грязный рюкзак. Они не стали заглядывать внутрь, а просто положили его на дно лодки, рядом с полумёртвым хозяином.
– Пусть лежит рядом с ним. Ликсеич разберётся, кто он и откуда. – Всё, отчаливаем, – скомандовал Матвей Лукич. Они столкнули лодку на воду, и старик уселся за весла…
– Деда, может я? – робко предложила Лида, всеми фибрами души моля Бога, чтобы Лукич не согласился отдать ей весла. Тогда за её спииной окажется «утопленник», правда, пока вроде живой, но каждую минуту может оказаться мёртвым. А она этого не переживёт.
Лодка, подгоняемая течением и энергичными рывками весел, быстро домчалась до причала.
– Беги, кричи народ, – распорядился Лукич. – Шумни, чтобы фершелицу привели. Да покличь Ликсеича. Он – участковый, ему и разбираться, кто этот человек и как попал в Лисий яр.
Лисьим яром называлось место, где Матвей с девчонкой обнаружили человека.
Лида выскочила из лодки, и словно за ней гнался «утопленник», понеслась к посёлку.
– Кто же ты такой? И откуда взялся? – рассуждал старый рыбак, вглядываясь в изуродованное гнусом лицо чужака. А что это чужак, сомнений не вызывало. Лукич с рождения живёт в посёлке и всех мужиков знает наперечёт.
