– Ты представляешь, что мой давеча отмочил? – сидя рядышком за столом, едва пригубившие самогона, две Малявкиных соседки вели интересные для себя разговоры. Их не колыхали проделки молодёжи и мужиков на свадебном веселье, для них интереснее делиться собственными заморочками. – Вчера моему мужику выдали в мастерской зарплату. Приходит домой, ну а я, по привычке, как всегда стала его пилить: дескать, вон, люди деньги на книжку ложат, а у нас ни копейки за душой. А он прошёл в хату, переоделся, а потом уселся за стол и огорошил, что зарплату получил и деньги положил на книжку. Представляешь!? Я ждала его получку, как Бога, чтобы Вальке к школе купить обувку, а тут нате вам – на книжку. Ты что, сдурел, говорю. А на что жить? И понеслось.
– Он что, действительно положил деньги на книжку? – поинтересовалась товарка.
– Действительно, только та книжка была дочкиной географией, и лежала она на телевизоре, вот он и положил на эту самую книжку свою зарплату. – Бабы залились хохотом.
– А я тебе расскажу про своего дурака. Ну, ты знаешь, что наши деревенские мужики унадились шастать к Катьке-Забродихе. Говорят, что в карты там играют. Не буду обманывать, сама там не была, не знаю, чем они там занимаются. Но только с недавних пор к ней нацелился ходить и мой придурок.
– Да ты что?!
– Представь себе. Сходил раз, сходил другой. Мне-то это до балды, как говорит мой внук, да только когда козёл возвращается домой, путается в темноте, гремит тазами, а я просыпаюсь и уже не могу уснуть от злости, в общем, его ночные походы окончательно доконали меня.
– Это же надо такое! – сочувствовала подруга. – Ну и что? Всё ещё ходит до сих пор?
– Не-а, отучила.
– Да ты что! А как?
– А я к вечеру прячу его зубы.
И они снова весело расхохотались. И в их жизни порой случаются забавные курьёзы.
Внимание всех гостей привлёк лесник, явившийся на свадьбу с опозданием, но с подарком. В руках он держал красивые ветвистые рога изюбря.
– Я… вот тут… ну… короче принёс тебе, Петька подарок, ну, рога в подарок. Прими от меня в день свадьбы.
– Ты их лучше оставь себе, – тихонько сказал ему на ухо Гришка-озорник. – Они тебе к лицу.
Он знал, что говорил.
Лесник не понял шутки, а подарок передал молодым. «Городская» свадьба в деревне набирала силу.
– Фёдор Степаныч! Колька с Федькою дерутся на улице! – продравшись сквозь орущую толпу гостей до участкового, прокричал соседский пацан.
– Ну, мне эти петухи, ни одного праздника не проходит без их драки, – бурчал блюститель порядка, пробираясь вслед за шкетом.
– Ну, и в чём причина ваших разборок на сей раз? – грозно рыкнул блюститель на драчунов, тряся обоих за шкирки. Участковый был объёмен телесами и могуч силушкой.
– Да мы что… да мы… ничто, Степаныч, мы тихонько себе дерёмся, никому не мешаем, – повинился Колька.
– Тихонько? А почему у тебя от «тихонька» фингал под глазом, а у Федьки нос расквашен? Знаю я ваше «тихонько». Снова, Колька, подрались из-за твоей бабы? Тебе пора уже свою Машку приструнить. Пусть поменьше подолом перед чужими мужиками метёт. Тогда и не будешь «тихонько» драться.
– Да я что… да я ничего… я вот предупредил Федьку, а он озадачил меня под глазом.
– Предупреждаю последний раз: ещё раз подерёшься с кем, отправлю на пятнадцать суток в городское отделение полиции, мести улицы. А с тобой, Фёдор, у меня будет отдельный разговор.
– Да я… да мы вот… ни в какую… Семёныч! Честное слово… мы замиримся навсегда. – Едва держащиеся на ногах молодые мужики обнялись, и, едва шагнув в сторону, тут же повалились в густой бурьян у забора. Участковый не стал ожидать, пока те поднимутся на ноги, а вновь вернулся к свадебному столу, где всё пело и плясало.
– Ирина Фёдоровна, а правда говорят: если есть много морковки, то зрение улучшится? – задала очередной вопрос дотошная старуха фельдшерице, сидевшая рядом с девушкой за столом и до одури надоевшая той.
– Правда. Вы когда-нибудь видели кроликов в очках?
– Ирина Фёдоровна, а вы случайно не дочь Фёдора кузнеца из Осиновки? – продолжала надоеда.
– Дочь. А вот что случайно, слышу впервые, – с раздражением сказала медичка. Она с удовольствием избавилась бы от назойливой соседки, да была зажата в самом дальнем углу, откуда самостоятельно выбраться не представлялось возможным. Однако Ирине Фёдоровне всё же удалось избавиться от любознательной бабки. Фельдшерицу позвали к старику-учителю – тому стало плохо.
Пожилой учитель жил бобылём, Ирине приходилось частенько навещать несчастного из-за его больного сердца. Девушка попросила молодых парней довести учителя до дому.
– Александр Николаевич, я пришлю к вам на ночь медсестру.
– Спасибо Ирина Фёдоровна, как-нибудь в другой раз, сегодня я сильно слаб, – у старого учителя ещё хватило сил для шутки. – Ко мне приехала дочка, – уже серьёзно сказал он посеревшими губами.
Свадьба принимала вселенский размах. Во дворе уже не хватало места для танцев. Гармониста, местного фермера, усадили на вынесенную кем-то табуретку за калитку, и веселье вылилось на улицу. Образовался плотный круг зрителей из гостей и многочисленной деревенской детворы. Внутри круга, выделывая кренделя, отплясывали гости.
– Ерофеич, а ты знаешь, почему русских меньше, а китайцев больше? – сидя на скамеечке, прислонившись к забору спиной и наблюдая за веселящейся молодёжью, задал вопрос древний дед такому же, как и сам, собеседнику.
– Не знаю, а почему?
– Когда Господь создавал русский народ, то сказал: «Плодитесь и размножайтесь», а китайцам повторил три раза.
– Так оно, видать, и было на самом деле, – не поняв юмора, согласился старый Ерофеич.
Гости упились до невменяемости: орали, пели, кричали кто во что горазд. Невесту стал раздражать пьяный разгул приглашённых гостей: разве они могут культурно вести себя, внутренне кипела негодованием «интеллигентная» невеста, выходит, никакой городской свадьбы у неё не получилось.
От этого Нюрка вновь принялась капризничать. Жених уговаривал её, как мог, не расстраиваться, и кипел нетерпеливой любовной страстью. Малявкин-старший, усмотрев, что доченька снова принялась за старое, продрался до молодых:
– Ну, чем ты снова недовольна?
– Что ты одних пьяниц наприглашал на свадьбу! – надула губки новобрачная.
– Какие есть, таких и наприглашал. Где я тебе возьму Галкиных с Киркоровыми? – парировал батька, с тайной радостью что наконец-то сбагрит с рук свою конопатую капризную доченьку Панюшкину Петьке. Парню неплохому, но, по всему видать, будущему подкаблучнику безалаберной Нюрки.
Однако папаша-Малявкин ошибся в прогнозе. Петька быстро пообтесал молодую с прибамбахами жену, выветрив из её головы «городскую» дурь, и стали они жить-поживать счастливой дружной семьёй. А вот об их «городской» свадьбе ещё долго с завистью судачила вся деревня.
