– Что ты со мной сделал? Что? Что? – повторял Брэдли, не произнося ни слова.
Глаза склонившегося над ним Фаара расширилась, став почти круглыми – это было равносильно человеческому возгласу изумления. И, глядя в эти глаза, сине-фиолетовые, чересчур яркие по людским меркам, Брэдли понял, что впервые по-настоящему видит гио.
В глазах Фаара отражалось смятение. Оказывается, внешнее спокойствие пришельцев – спокойствие существ, владеющих своими эмоциями – вовсе не делает их бесчувственными и бездушными.
По телу представителя пробежала дрожь. Он был испуган. Мыслезнаковое общение с человеком повергало в растерянность. И всё, что он мог – сформировать в своём сознании чёткий вопрос:
– Что вы имели в виду, назвав нас убийцами?
– Испытание первого предэнергетического двигателя… Там были мои родители…
– Но это…
– Стечение обстоятельств, хотите сказать?
Фаар «промолчал». Только после долгой паузы он сказал – уже словами:
– Прошу вас, давайте общаться на вашем языке.
– Да, так будет лучше, – произнёс Брэдли.
Приподнявшись на локте, он сел. Долго человек и гио смотрели друг на друга. Потом представитель отвёл взгляд в сторону.
– Как же такое возможно? Ведь мы… Значит, всё-таки… – не договорив, Фаар осёкся. – Я в замешательстве, мистер Фолио. Но, вижу, и вы тоже.
– Именно так, господин Фаар… Думаю, мне нужно перед вами извиниться. Да. Извините меня. Но… можно узнать, что вы теперь предпримете?
– Не совсем понимаю…
– Я оскорблял вас, говорил то, что должно не понравиться всем вашим сородичам. И, к тому же, я первый человек, которому стали доступны мыслезнаки. Вы что же, позволите мне просто так уйти?
– А вы думаете, велю вас арестовать? Посадить в тюрьму, в клетку?
– Я не знаю, чего ждать.
– Насилие чуждо нашей культуре, мистер Фолио. Всё сказанное останется между нами. Но о ваших внезапно открывшихся способностях я, конечно, должен буду сообщить…
На это Брэдли ничего не ответил. Возражать было бы бессмысленно.
– Думаю, сегодняшнюю нашу встречу лучше прекратить, – продолжал Фаар. – Но… мне кажется, у нас ещё найдётся, что сказать друг другу.
– Пожалуй.
– Вы не возражаете, если я попрошу вас прийти послезавтра, в это же время?
– Не возражаю. Я приду.
– Я распоряжусь, внизу вам выдадут жетон многоразового допуска.
Брэдли смутно помнил, как покинул резиденцию. Даже недружелюбие Грэя, который сопровождал его и на обратном пути, теперь значило для него совсем мало. Он забыл, что сразу после визита обещал позвонить Майклу, чтобы тот приехал за ним, и пешком пошёл прочь от штаб-квартиры гио.
Он был благодарен Фаару за предложение «прекратить встречу». И не из-за того, что действительно опасался за свою безопасность. Сейчас инстинкт самосохранения, и тот вряд ли сработал бы как надо. Просто мыслезнаковый разговор стал слишком тяжёлым испытанием – и не для него одного. Да, в какой-то мере это дало им с Фааром шанс понять друг друга так, как не позволили бы никакие слова. Но было и другое: чрезмерная открытость, незащищённость. Для Брэдли такое общение вообще было чем-то из ряда вон выходящим, Фаар «разговаривал» мыслезнаками только с гио. Сближение двух настолько разных разумных существ оказалось для обоих болезненным.
Но хуже всего было то, что ни осознанное прекращение диалога, ни разделившее их с представителем расстояние полностью не избавили Фолио от этого нового состояния… состояния «мыслезнаковости». Где-то как бы в отдалении продолжал существовать тот многоголосый «хор», который почти оглушил его в приёмной Фаара.
Брэдли чувствовал, что не знает и миллионной доли возможностей, которые таит в себе язык мыслезнаков. И не был уверен, хочет ли свои познания расширять. Наверное, Майкл пришёл бы в ужас от такого кощунства… Но, может быть, если бы он очутился на месте Брэдли, его мнение изменилось бы.
Саму по себе сложность и непривычность мыслезнакового общения ещё можно было бы пережить. Даже привыкнуть со временем… Но Брэдли оказался единственным – или одним из немногих, кто к нему способен – ведь Фаар абсолютно искренне удивился. Фолио ощущал себя не первооткрывателем, а уродом. Человек не просто не может, но и не должен понимать мыслезнаки. С ним, Брэдли, явно что-то не в порядке. И серьёзно не в порядке. Не случайно же с его головой творилось бог знает что…
Фолио бродил по городу долго, но в конце концов очевидное пришлось признать: рано или поздно домой возвращаться придётся. Звонить Мэйнлоу он так и не стал, а денег на такси с собой не было. Поэтому пришлось спрашивать у прохожих, как доехать до Милл-стрит, где находился «Поиск», и добираться на автобусе.
Майкл, конечно, сразу заметил, что племянник в подавленном настроении, и понял: произошла какая-то неприятность. Но Брэдли отделался неопределёнными ответами. Пусть по отношению к Майклу это несправедливо, но рассказывать о случившемся он был не в состоянии. Само собой, долго скрывать не получится… Он объяснит всё как-нибудь позже, только не сейчас.
Чтобы отвлечь Мэйнлоу от нежелательной темы, Брэдли решил заговорить совершенно о другом – тем более что подходящий вопрос как раз подвернулся.
Он понял, почему лицо Стила Грэя показалось ему знакомым. Среди фотографий в компьютере Майкла он видел изображение мальчишки лет пятнадцати, и, если проигнорировать двадцатилетнюю разницу, этот мальчишка был похож на Грэя как две капли воды. А ещё он был похож на самого Мэйнлоу, хотя и не совсем явно. В лице Майкла не было настолько выраженной жёсткости.
О том фото Брэдли не стал спрашивать ни в прошлый раз, ни теперь. Сказал только, что к представителю его провожал не слишком вежливый сотрудник, который почему-то позволил себе нелестные высказывания.
Мэйнлоу помрачнел. Поправив свои очки, он внимательно посмотрел на Брэдли.
– Ты, случайно, не запомнил, как его зовут?
Ну ещё бы – не запомнить! Фолио назвал имя.
– Хм-м… Мне давно стоило тебе сказать, Брэд… Ты поймёшь, почему он так вёл себя.
– Да? – глупо переспросил Брэдли.
– На самом деле его зовут Стивен. Стивен Мэйнлоу. Он твой двоюродный брат.
– У тебя есть сын?
Это было не так уж неожиданно, если принять во внимание фотографию. Но всё равно Брэдли удивился. В тему родственных связей они никогда прежде не углублялись. Однажды Майкл упоминал, что был женат и давно развёлся. Но о детях речи не заходило, и Брэдли решил, что у Мэйнлоу их не было. А теперь вдруг появляется какой-то двоюродный брат, да ещё заочно обозлившийся…
– Мы с ним никогда не ладили. Наверное, с тех самых пор, как он научился разговаривать. Когда мы с Мариной развелись, Стиву было шестнадцать. Он поначалу жил с ней, но через пару лет она вышла замуж во второй раз и перебралась во Францию. Стивен вместе с ней ехать не захотел, остался в Уиллоугарде. Но мы с ним почти не общались, у него была своя жизнь. Мою работу он считал бредом умалишённого. Правда, когда появились гио, всё изменилось… слишком быстро. Стивен стал настоящим фанатиком, одним из первых пошёл в службу содействия. Но наших с ним отношений это не улучшило. Стив, что называется, сотворил себе кумира. И ждал, что я тоже начну превозносить гио. Но я смотрю на вещи иначе… Одним словом, мы разругались окончательно и уже года полтора как не виделись. Он сделал всё, чтобы забыть о нашем родстве, даже имя сменил. Выходит, он дослужился до значительного поста, раз обеспечивает безопасность представителя… Я этого не знал. Когда был в резиденции, к Фаару меня провожал кто-то другой. Но тебе рассказать я всё-таки должен был заранее…
